— Только чтобы он был розовым, а не красным, — говорит он. — Если он будет красным, я отошлю его обратно.
Официант кивает.
— Как обычно.
Папа с подозрением смотрит на него.
— Овощную фасоль или шинкованную капусту?
Папа хмыкает.
— Шутите? Да вся эта фасоль была мертвой. В тот год нельзя было продать и бижутерию, не то что настоящие украшения.
— Он будет капусту, — говорит Сандерсон. — А я…
— Вся эта фасоль была мертвой! — вновь говорит Папа, одаряя его выразительным взглядом.
Прежде чем повернуться к Сандерсону, официант попросту кивает и говорит: «Она и вправду была мертвой».
— Вам, сэр?
* * *
Они обедают. Папа отказывается снять свое пальто, поэтому Сандерсон просит принести ему детский пластиковый нагрудник, и одевает его на шею отцу. Папа не возражает и, возможно, и вовсе не замечает этого. Несколько кусочков капусты оказываются на его штанах, но почти вся грибная подливка попадает на нагрудник. В то время, как они заканчивают обедать, Папа сообщает преимущественно пустому залу, что ему надо срочно помочиться.
Сандерсон провожает его в мужской туалет, и его отец позволяет расстегнуть ему свою ширинку, однако когда Сандерсон совершает попытку стянуть прорезиненную переднюю сторону подгузников, Папа бьет ему по руке.
— Никогда не трогай чужое хозяйство, Патрик, — говорит он раздраженно. — Разве ты не знаешь этого?
Это пробуждает старинные воспоминания: Дуги Сандерсон стоит перед унитазом со спущенными донизу трусами, а его отец стоит рядом на коленях, давая инструктаж. Сколько лет ему было тогда? Три? Или всего два? Да, наверное, всего два, но в запомненном он не сомневается; это словно блик от увиденного на обочине сверкающего стеклышка, столь точно расположенного, что после него остается остаточный образ. Память — такая загадка.
— Подготовить оружие, принять положение, по мере готовности открыть огонь, — говорит он.
Папа одаряет его недоверчивым взглядом и ухмылкой разбивает Сандерсону сердце.
— Я когда‑то так учил своих детей, когда приучал их ходить в туалет, — говорит он. — Дори сказала, что это моя работа, и, что ж, я ее делал.
Он пускает струю, и по большей части она попадает в писсуар. Доносится кислый, приторный запах. Сахарный диабет. Но какая уже разница? Порой Сандерсон думает, что чем быстрее, тем лучше.
* * *
Возвратившись к столу, все еще с нагрудником на шее, Папа выносит свой вердикт — А тут не так уж и плохо. Надо будет еще как‑нибудь заехать сюда.
— Как насчет десерта, Пап?
