— Правда? — Я остановилась и всмотрелась в лицо Моники. — Какая же?
— Джо! Обещай никогда никому об этом не упоминать! А еще лучше поклянись!
— Послушай, мы уже давно заключили соглашение, что унесем в могилу все, что услышим друг от друга.
Моника помолчала, глядя в сторону горизонта.
— Настоящая причина, по которой мне пришлось оставить дом Бетти, это… словом, Гил за мной приударил.
— Шутишь! — Я была шокирована.
— Нет, не шучу. Это поставило меня в очень неприятное положение. Понимаешь, я успела привязаться к Бетти, да и она была ко мне добра, и вдруг все рухнуло. Разумеется, я сразу сказала Гилу, что это недопустимо. Он не настаивал, но… как ты всегда говоришь, Джо? «Но» чаще всего имеет решающее значение. Бетти… она нас застала.
— Боже правый! Ах ты, бедняжка!
— Значит, она не упоминала об этой истории?
— Ни словом! Как бы тебе сказать… Бетти… она о тебе не слишком хорошего мнения и не скрывает этого, но никогда не говорила, что за кошка между вами пробежала. Если честно, мне трудно представить Гила ухаживающим, тем более за гостьей.
— Наверняка Бетти с тобой согласна. Когда она застала нас, по ее лицу я поняла, что винит она только меня. Она уверена, что Гил просто ответил на мои знаки внимания к нему. — Моника усмехнулась. — Можешь себе такое представить? Связаться с женатым — этого только не хватало! Ни за что на свете! Ко всему прочему Гил Уотермен не в моем вкусе. У него такой масленый взгляд…
Я знала Гила много лет, и хотя его взгляд никогда не казался мне масленым, это, вне всяких сомнений, был весьма привлекательный мужчина с тем налетом особой обходительности, что отличает процветающего коммерсанта. Он был очень эрудированным в области искусства и обладал талантом выискивать в Богом забытых углах творения великих мастеров, заполучать их по дешевке и потом за бешеные деньги перепродавать богатеям и знаменитостям. Я никогда не заподозрила бы в Гиле ловеласа, но…
Пресловутое «но». Внезапно у меня в памяти всплыл разговор с Бетти. Та жаловалась, что в последнее время Гил выезжает по делам значительно чаще, чем прежде. Хотя они казались счастливой парой, годы наблюдений привели меня к такому выводу: со стороны невозможно сказать, удачен брак или нет, и нет никакого смысла размышлять на эту тему — раздумья такого рода стоят не больше, чем светские пересуды за чашечкой кофе.
Я не знала, как реагировать на откровения Моники. Прежде всего я любила Бетти и сочувствовала ей. Что касается Гила, хотя мне по-прежнему было трудно представить его в роли женского волокиты (я привыкла считать, что выгодная сделка имеет в его глазах куда большую привлекательность, чем самые пылкие объятия), усомниться в словах Моники означало бы счесть ее лгуньей. Зачем выдумывать такое? Это совершенно не в ее интересах.
