Для наивной девчонки из Оклахомы этот город был подлинным откровением. Я была переполнена его блеском, потрясена красотой. Люциус неплохо там ориентировался и вдобавок говорил по-французски, зато я знала много больше, чем он. Для меня это было что-то вроде визита в огромный парк культуры и отдыха, тематически посвященный истории, где я наконец сумела воочию увидеть все те чудеса, о которых прежде знала лишь по книгам. Поначалу я ухитрялась обходиться школьным французским, потом открыла в себе способности к этому языку. Ко времени отъезда я уже говорила на нем почти свободно, со вполне приличным акцентом.
В последний вечер, когда мы ужинали в одном из любимых бистро Люциуса, он потянулся через столик, взял мою руку и сказал:
— Я все продумал. Ты переезжаешь в Нью-Йорк. Я сниму для тебя квартиру, а как только развод будет оформлен, мы поженимся.
Он пошарил другой рукой в кармане, и на пальце у меня оказалось пресловутое кольцо с бриллиантом — знак обручения.
— А как же мама и папа? Я не могу их оставить.
— Я их обеспечу, они ни в чем не будут нуждаться. Я решил, что сделаю это в любом случае, даже если ты откажешься переехать. Надеюсь, ты мне это позволишь?
Я подумала, что это самый сексуальный, великодушный, чудесный мужчина в мире, и кивнула, как послушная маленькая девочка. Протестовать не было смысла. Я хотела все то, что мне было предложено: Люциуса и лучшую жизнь.
После душераздирающего прощания с родителями я все-таки перебралась в Нью-Йорк. К тому времени отец сильно сдал, мать выбивалась из сил, и ей было не до расспросов о том, откуда у меня деньги. Финансовая поддержка пришлась как нельзя кстати. Думаю, мать подозревала, что я обзавелась богатым покровителем. Так или иначе, обошлось без сцен, она просто пожелала мне удачи, искренне уверенная, что я этого вполне заслуживаю.
Люциус снял для меня прелестную квартирку в современном доме на перекрестке Третьей авеню и Сорок четвертой улицы. Я подыскала работу у Тиффани, в отделе серебряных безделушек. В анкете я назвалась Джозефиной Мирз, а вовсе не Джоли Энн, в надежде, что имя вскоре будет сокращено до Джо и что все будут называть меня так же, как Люциус. Джо — это звучало стильно, как и Джозефина.
Нью-Йорк заворожил меня с той же силой, что и Париж, но совсем по-иному. Я побывала в опере, на балете, концерте симфонического оркестра, в театре. Я посетила Метрополитен-музей, Коллекцию Фрика, Музей современного искусства, Музей естественной истории, Муниципальный. Но более всего в этом городе мне пришлось по душе обилие антикварных лавок и аукционных залов, где можно было не просто любоваться умопомрачительными предметами искусства, но и прикасаться к ним, вертеть в руках и разглядывать в свое удовольствие. Меня поражало, что можно вот так запросто (были бы деньги!) взять и купить творение великого мастера и что кое-кто из нью-йоркских богачей собрал коллекцию не хуже экспозиций крупнейших музеев мира.
