Я ощутила, что краснею до корней волос.
— Не могу, и все!
— Я все-таки закажу бутылку — на случай, если вы вдруг передумаете. Это возможно?
— Возможно.
Какое-то время эти удивительные глаза изучали меня. Я ему понравилась. Это было взаимно, хотя мистер Слейтер был много старше меня и, если уж на то пошло, много старше мужчин, с которыми я обычно встречалась. По моим прикидкам, ему было где-то за пятьдесят, возможно, пятьдесят пять. Он был ровесник моему отцу. Кто знает, не в этом ли заключался для меня секрет его привлекательности? С тех пор как отца хватил удар, я постоянно боялась, что он умрет. Влюбиться в этого мужчину для меня означало удержать отца при себе.
Много позже, когда мы вслух размышляли над обстоятельствами нашего знакомства, Люциус сказал, что с первой минуты знал, что женится на мне. У меня же тогда и в мыслях не было ничего подобного. Я просто не загадывала наперед. Мать неоднократно предупреждала, что настоящая любовь никогда не бывает безоблачной.
Люциус начал бывать в Оклахома-Сити все чаще и неизменно ужинал в «Бернеме». Однажды он был один и воспользовался случаем, чтобы пригласить меня на свидание. Он признался, что разводится с женщиной, с которой прожил в браке двадцать один год. По его словам, обошлось без скандала — ведь единственной причиной, по которой они оставались вместе так долго, был сын, Люциус-младший. Сейчас тот достиг совершеннолетия и в свои восемнадцать (кстати, я была тогда всего пятью годами старше) зачислен на первый курс колледжа.
Меня порадовало, что Люциус честен со мной. Мы начали встречаться. Дело кончилось тем, что мы безумно влюбились друг в друга.
Люциус уверял, что развод проходит гладко, и умолял меня перебраться в Нью-Йорк. Хотя я и хотела быть ближе к нему, но стеснялась положения любовницы женатого мужчины. Это шло вразрез с моралью, впитанной буквально с материнским молоком. Меня не привлекала перспектива пополнить ряды «тех, других», из-за которых мать была глубоко несчастной годы и годы, пока паралич не отнял у отца возможность ей изменять.
Однако я быстро усвоила, что Люциус Слейтер не терпит возражений. Если он чего-то хотел, то не унимался, пока не получал желаемое. Сейчас он хотел меня и всячески давал это понять. Правда, и я желала этого так же неистово. Для начала нас связывала сумасшедшая физическая страсть. Я не преувеличиваю. Когда Люциус взял меня в Париж, чтобы показать город моих снов, первые два дня все, что я видела, были стены и потолок гостиничного номера, где мы не вылезали из постели. Но не только секс связывал нас так тесно. Казалось, у нас все было одно на двоих: ритм жизни, симпатии и антипатии. Именно Париж дал понять нам, что мы близки буквально во всех отношениях.
