Глаза Сони мгновенно осветились радостью, но тут же озабоченно погасли, она поспешно произнесла шепотом:
— Я вам, товарищ лейтенант (Петухов тогда еще был только младшим лейтенантом), даже клянусь чем хотите, больше ни словечка о нас с вами, ну только самый обыкновенный разговор, будто мы только сегодня познакомились, а как насчет завтра — мы вовсе не интересуемся. Так согласны?
— Не получится. Слова, они сами по себе полезут, от души. Да и без слов все теперь ясно, — сокрушенно признался Петухов.
— Так как же быть? — тревожно спросила Соня. — Может, временно попроситься в чужую часть?
— Еще хуже, пожалуй, получится, — вяло промямлил Петухов. — Я себя по этой линии еще не знаю, не испытывал, но, возможно, вдруг полного доверия у меня к тебе не обнаружится?
— Ревновать станешь! — радостно рассмеялась Соня. — Так это мне просто приятно!
— Тебе! А мне — как ржавый взрыватель.
— Ревность — доказательство любви, — наставительно сказала Соня.
— От такого доказательства люди страдают хуже, чем от слепого ранения, — хмуро обронил Петухов.
За Петуховым в части установилась прочная репутация устойчивого в бою и вдумчивого к подчиненным офицера. Среди старшего командного состава были еще живы те, кто помнил Петухова совсем юным, старательным, безбоязненным солдатом.
Тогда в бою он вел себя, как школьник на уроке. Распластавшись по-пластунски, подползал к отделенному и, подняв руку, просил:
— Разрешите обратиться?
— Чего тебе?
— Можно, гранату брошу?
— Куда?
— В их окоп.
— До него еще ехать и ехать на брюхе.
— А я бегом добегу.
— Лежи, пока из тебя покойника не сделали! — свирепел отделенный.
— Значит, жалко?
— Похоронную команду тобой затруднять жалко!
Спустя некоторое время Петухов добыл у противника ручной пулемет. Но никому об этом не доложил. Вычистил, изучил, как с ним обращаться, и в первом же бою сам занял себе огневую позицию со своим пулеметом. Потом он стоял перед командиром взвода потупившись, а тот его отчитывал за самовольство.
— Ты же меня в заблуждение ввел, — упрекал взводный. — Слышу, немецкий ручной на фланге стучит. Ну, значит, немедля огнем накрыть — по логике. Значит, он вклинился, а выходит, это ты самовольничаешь. — Пояснил строго: — Бой — это прежде всего строгая организация огневых средств, дисциплина, порядок. Культурный боец должен понимать. — Приказал: — Трофейное оружие сдать!
— Но он мой, — скорбно сказал Петухов, — я же его в бою сам достал.
— Нехорошо, товарищ Петухов! Такое собственничество в себе подавлять надо.
