И Соня действительно вернулась.
Она опустилась на землю там, где была тень от бронетранспортера, а ему, указав на освещенное место, приказала:
— Сядь!
Он спросил:
— Ты почему так внимательно меня разглядываешь? Забыла?
— Нет. Только, знаешь, — оживленно заговорила она, взяв его опухшую, в ссадинах руку в свои руки, — я о тебе думала, вспоминала твое лицо, и мне казалось оно другим.
— Еще бы, — сказал Петухов. Он вынул свою руку из ее рук, осторожно провел по лицу ладонью, сообщил так, словно увидел себя в зеркале: — Ну и рожа, вся в болячках, в фонарях, как все равно в драке побили. — Усмехнулся: — Мне бы лучше в противогазе тебе показаться, пока все не зажило. — Произнес сердито: — Я проверю, почему с одного попадания накат» обвалился. Хорошо, что до боя, а если в бою? Накрылась бы огневая точка!..
— Ты меня не понял, — проговорила Соня. — Я хотела тебе сказать, что думала о тебе, какой ты. И ты мне стал казаться таким, как вот ваш батальонный Пугачев, что ли. — Быстро пояснила: — Красивый, но ничего такого особо запоминающегося.
— Выходит, ты о нем и мечтала, — перебил Петухов, — он действительно вам всем нравится.
— Нравится — это одно, многие могут нравиться, — внушительно пояснила Соня. —
А вот когда думаешь, как я о тебе думала, что лучше нет, не может быть лучше, — это со всем другое.
— Ну, такое ты зря придумала, — смутился Петухов. — Я вовсе не такой, чтобы из меня что-нибудь особенное строить. У тебя это знаешь от чего? Уставное положение плохо знаешь. Ты мне кто была? Непосредственно подчиненная. Значит, я нес за тебя потную ответственность.
— И поэтому нес на себе!
— Не нес, а волок на волокуше Как следует по наставлению.
— Ну чего ты притворяешься! — рассердилась Соня и тут же спохватилась: — Но я знала, что ты будешь притворяться. И там тоже ты притворялся этаким бывалым разведчиком.
— А что? — солидно заявил Петухов. — Ваш Лебедев моей роте по своей линии не раз давал Задание, и я с ним тоже в тылу действовал, только с парашютом не бросался. А так на значительной глубине действовал, кое-чему выучился.
— Значит, фасонишь передо мной.
— А что, нельзя?
— Чтобы мне понравиться, да? — улыбнулась Соня и строго заметила: — Я тебе объяснить хочу, почему о тебе столько думала, а ты перебиваешь.
— Ну-ну, пожалуйста, — сказал Петухов, испытывая смятение, и стал ковырять на руке болячки.
Соня, пристально глядя на него, словно стараясь увидеть что-то скрытое в нем, поспешно заговорила:
