— Моя мадам Соня считается с ней как с прошлогодним снегом! — откликнулась Златка-черная, горничная Сони. — У нас в доме…
— Твоя мадам, — перебил ее Фройка, — тоже неспроста прикатила. Но подождите немножко — ффью!!! (Тут Фройка протяжно присвистнул.) Твоя мадам, все напасти на ее голову, тоже не брезгает сплетнями. Зачем она оговаривает родную сестру? Меня самого она мучила и терзала три дня и три ночи подряд, — расскажи ей, что делает Маркус, куда каждый день ходит, кому пишет записки, почему я ежедневно бегаю на почту за письмами! О, твоя Соня — штучка! Но зато муж крепко держит ее в руках! Один только Осип молодец! Он был бы и совсем ничего, если б не был таким пустозвоном, таким отъявленным лгуном! Ведь ни единому его слову нельзя верить и…
Если бы Фройке не помешали, он продолжал бы аттестовать своих господ бесконечно, но резкий звонок прервал его разглагольствования. Фройка бросил полотенце Малке в лицо и пустился вверх по лестнице, на второй этаж. Но как же он был поражен, когда сам, своими глазами увидел, что обе глубокоуважаемые и высокочтимые дамы стоят под кухонной дверью! А дамы эти, увидев его, тоже бросились бежать! Наше слабое перо трепещет, оно не в состоянии начертать эти слова, но истина повелевает открыть нашим милым друзьям, что — о ужас! — эти дамы были: сама почтеннейшая мадам Ревекка Земель и сама высокочтимая мадам Соня Бланк, вместе с нами и они не пропустили ни слова из того, что говорил Фройка.
Эти многоуважаемые дамы, Ревекка и Соня, устремились было вверх по лестнице, но вдруг обе одновременно кинулись вниз. Этим маневром они надеялись обмануть Фройку. Они будто только что пришли, и им надо вниз, а не вверх. Удался этот маневр или нет, нам неизвестно, так как Фройка только сверкнул глазами, тонко улыбнулся и, тряхнув своей гривой (следует заметить, что в доме Сендера Бланка все ходили с непокрытыми головами*, кроме самого Сендера, который носил ермолку), быстро взлетел на последнюю ступеньку.
Наши дамы застыли на месте, стыдливо и смущенно глядя друг на друга. Бог знает, чем все это могло кончиться, и чем поплатился бы Фройка за свой острый язык, и как стали бы эти две дамы смотреть друг другу в глаза, если б между ними не завязался, здесь же на лестнице, такого рода разговор:
— Ну, что вы скажете, Ревекка? Как вам нравятся слуги вашего отца? Они могут опозорить нас самым ужасным образом! Долго ли этим негодяям оклеветать нас? Я удивляюсь, право, как вы, Ревекка, разрешаете держать такую собаку в доме? Мне кажется, что одно ваше слово могло бы…
