— Ты чего делаешь? Вот я маме скажу! — пригрозил Аленке Виталик — он ведь старший. И потянулся тоже погладить непонятного зверя.
— Не трогай, не твой! Я сама нашла, — ничуть не испугавшись, ответила Аленка и загородила собой найденыша.
Виталик хотел ее оттолкнуть — Андрейка не дал. Чуть не подрались, но все-таки вовремя сообразили, что самим им все равно ничего не сделать, надо звать взрослых. Решили, что Виталик останется на месте, а Андрейка с Аленкой пойдут в поселок, за отцом.
Охотинспектора Маркова считали в поселке чудаком: люди с ружьями по тайге ходят, добычу домой несут, а он — с фотоаппаратом. Ну, какой прок от фотографии утиной стаи? В супе ведь ее не сваришь? А когда прошлой ненастной осенью ранний снег сбил гусиные косяки на перелете и сотни птиц сели прямо на шоссе возле поселка, Марков ночи не спал, комсомольцев поднял, но никому не дал поживиться дармовой гусятиной. Люди ворчали: «Свои, что ли? Палками можно было хоть мешок набить, другие-то бьют, а мы что — хуже? Тоже — хозяин нашелся!» Но спорить в открытую не решались: знали, что дело незаконное, а нрав у Маркова крутой.
Расспросив ребятишек, Марков добыл на ферме подводу и поехал на старый полигон. Виталик еще издали замахал шапкой — здесь! Звереныш так и не тронулся с места: лежал под лиственницей, изредка жмурился и тяжело вздрагивал всем телом.
— Ишь ты, лосенок? Откуда же ты взялся? — подивился Марков. — У нас и лосей-то поблизости не слыхать. А изголодался до чего… Ладно, накормим, поехали домой…
Вот так и появилась в поселке Найда — звереныш оказался лосихой. Найду поселили в сарае, где у Маркова стоял мотоцикл и хранились рыболовные снасти — поселок раскинулся на берегу широкой рыбной Колымы.
Найду отпоили коровьим молоком, и она скоро вошла в силу. Шерсть залоснилась и погустела, явственно проступил на спине темный «чепрак», а голенастые ноги с широкими лепешками копыт еще больше посветлели. Нрав у Найды был кроткий, если только ее не дразнили. Она часами могла ждать подачки возле магазина и никогда не вырывала хлеба из рук: протянув трубкой толстые губы, вежливо брала горбушку и дула на руки вместо благодарности.
Но стоило Найде завидеть собаку, как шерсть на загривке у нее становилась дыбом и она норовила ударить пса передними копытами — наверное, считала, что это волк. Ноги же у нее были такие сильные, что она, забредя как-то в чужой огород, одним ударом повалила новый крепкий забор. Пришлось ставить забор заново да еще и хозяевам заплатить «за беспокойство». Впрочем, Найда не злоупотребляла этим своим оружием: ребятишки ее любили, а собаки предпочитали с ней не связываться.
