Возвращаться в поселок мне не хотелось. Запах его дыма уже не приносил успокоения.
— На субботник со мной не пойдете? — спросила Настенька не оборачиваясь. Она стояла посреди комнаты в лыжном костюме и глазами искала косынку.
— А что за субботник? В школе?
— Да нет. Конвейер на рыбозаводе встал, так мы сами будем рыбу таскать. Сельдь же пропадает…
— Конечно, пойду! Спасибо, что сказали…
Про себя я подумала, что о субботнике мне надо было знать первой. Я переставала быть журналистом, все заслоняла собой история трех человеческих судеб.
Я вполне бы могла уезжать, но сейчас это было невозможно. Людям очень редко удается встретить большую любовь. Пусть она не твоя, все равно мимо нее невозможно пройти. Кем бы ни был разожжен костер, он все равно греет. Наверное, в этом и заключено обаяние чужого чувства.
Заботливая Настенька сбегала к соседке и принесла мне чьи-то шаровары и линялую кофточку. Через несколько минут я вполне могла сойти за любую из жительниц поселка.
Мы все собрались на спуске к рыбозаводу. Стояли кучками, говорили о разном. Из руки в руку сейчас же пошли мелкие кедровые орешки — «семечки».
Какой-то парень лениво приволок и швырнул на землю несколько носилок.
— Что, бабоньки, по работе соскучились?
— Да уж не по тебе! — сейчас же ответил чей-то задорный голосок. И опять стояли, ловко щелкали «семечки».
Ничто не напоминало об аврале. Даже и день-то был хоть и пасмурный, но тихий. Слишком тихий. Такие дни всегда сулят ненастье. Море было удивительно спокойным. От этого оно потеряло безбрежность. Бухта словно сузилась и теперь походила на огромную лужу расплавленного свинца. Черные топорки деловито ныряли подальше от берега. И как всегда, нес в небе сторожевую службу одинокий орлан.
Подошла Нина Ильинична, и мы пошли вниз. Только теперь мне стало ясно, откуда было это чувство мрачного покоя: исчез живой ритм работы. Вдоль остановленного конвейера грудами лежала уже чуть потускневшая рыба. Сверху по рыбьим спинам брел не торопясь одичалый серый кот с обгрызенными ушами. А дальше на воде плавали странные белые четырехугольники. Я не сразу поняла, что это чайки. Разомлевшие от сытости птицы обсели по краю сетные рамы, полные рыбы. Больше есть они не могли, но и улететь — тоже. Сидели одна к одной, разинув клювы и распустив по воде крылья.
Мы разобрали носилки. Толкаясь, побрели по берегу. Все явно не знали, с чего начинать, хотя работа никому не была в новинку. Просто на всякое дело людей нужно организовать.
