Вечер первого снега | страница 11



А птичка все взлетала и вновь бросалась волнам навстречу, точно дразнила свою судьбу… Ветер крепчал. В ярком негреющем свете солнца все стало острым, линии потеряли законченность. Во всем была смутная, неуловимая угроза.

Я свернула на тропинку, что вела в поселок. Море уже не радовало меня. Захотелось увидеть знакомые домики, почувствовать запах дыма, вяленой рыбы и выстиранного белья. Надежный запах человека…

— А вы всегда правду пишете или нет?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула и очень быстро оглянулась.

За моей спиной стояла Тоня. В том же беспощадном свете я вдруг увидела, что глаза ее словно очерчены углем, а вокруг рта — две разбегающиеся резкие морщины. Губы от них стали тоньше, злее. А чувствовалось, что еще недавно они были по-детски пухлыми и беспечными. И в то же время было в ее лице что-то такое, что настораживало меня. Это пряталось в линии низкого лба, в широких скулах, в глубине глаз.

— Я стараюсь, во всяком случае…

Тоня порылась в кармане жакета, достала смятое письмо, протянула мне:

— Вот возьмите и напишите все как есть! Пусть все знают!

— Это… о вас и Андрее Ивановиче?

— Да…

Только сейчас я почувствовала, что от Тони пахнет вином.

— Тонечка, ну зачем же вам это — писать?

Тоня вдруг стремительно села, почти упала на камень и залилась слезами. Я села рядом, тронула ее за плечо.

— Не надо так… Все понимаю: трудно вам, сил нет как трудно… Да разве газета поможет? Он же от этого к вам не вернется… И не подлость все это… Просто несчастье…

Тоня стряхнула с плеча мою руку.

— Несчастье, не подлость, говорите? Вам бы такое несчастье, я посмотрела, что бы вы делали! Чай, до обкома бы дошли!

Что ей было объяснять? Свой путь человек проходит только сам…

— Никуда бы я, не пошла… Но навязывать вам я ничего не хочу…

— Вот уж это верно — не навяжете!

Тоня пренебрежительно дернула плечом и пошла вперед.

Все стихло. Вдоль тропинки ровной зеленой стеной стоял стланик — не продерешься сквозь него. Вокруг пней — нетоптаный ковер воскового брусничного цвета. И только где-то в чаще тревожно верещал бурундук, но мало ли что могло его испугать?

За гребнем сопки сразу стало теплее, и тревога исчезла. Дымка над землей смягчила яркость света, тени казались светлее, расплывчатее. Голова кружилась от запаха багульника.

Я присела на плоский нагретый камень. Машинально сорвала ветку багульника. Цветы у него были прозрачные и холодные, как весенний ледок. Тони не было видно. Может, пошла другой дорогой — тропок вокруг было много…