За открытой дверью стоял вечер. Сквозь голос диктора прорывались голоса тайги: шумела речка, все на одной и той же длинной ноте кричала птица. Тайга говорила: будущее близко, но дойти до него нелегко. Я еще осталась, не забывайте об этом, люди.
Нет, Яша все-таки ближе к завтрашнему дню, чем его жена, — подумала я. — Он лучше знает, ценой чего достигаются синие дали. Он знает что-то такое, чего до сих пор не знаю я.
— А как ты думаешь, про нас скажут?
Я обернулась. Жене и тут не сиделось на месте. Нить мыслей оборвалась.
— Про тебя персонально доложат, жди. Всем сестрам по серьгам будет… — тихо съязвил прораб. Он сидел в сторонке, вздыхал, покачивал головой, прятал в уголках губ усмешечку. Наверное, не зря про него говорили, что он человек «с прошлым».
Женя вспыхнула, но Лева положил ей на плечо руку, показал глазами: не мешай людям. Она промолчала.
Костя, стоявший у двери, фыркнул. Увидел, что никто больше не смеется, притих.
Алексей Петрович слушал, как Солдат слушает команду. Для него услышанное тоже было приказом, И прямо напротив него сидел Кряжев. Медвежье лицо неподвижно, руки тяжело лежат на коленях — никто не скажет, о чем человек думает.
Далекий голос заговорил о самом интересном для каждого — о том, что будет уже завтра. Далекое, манящее слово «коммунизм» встало за следующим листком календаря — наше завтра…
Мне показалось, что тайга отодвинулась. Не знаю, как это лучше сказать. Просто все то угрожающее, вечное, чему, казалось, еще многие годы жить, исчезло. Как-то особенно, непривычно я почувствовала силу всего созданного человеком. Даже то, что мы здесь слушали Москву, что в двух шагах отсюда мерно работала подстанция, было чудом. И я поняла: наша дорога туда, в будущее, вся будет состоять из таких чудес, незаметных лишь потому, что мы делаем их сами…
По лицам пробежала радость. — Доживем, товарищи, а? — спросил Яша.
— А как же иначе! Я, например, обязательно! — уверенно заявил Лева.
— Может, тогда и не надо будет в тайге маяться, и так всего хватит, — постно сложила губы Марья Ивановна.
— Ну, на наш век тайги хватит, — отозвался ее муж, и впервые что-то мелькнуло на его лице. Ирония, недоверие? Не знаю, но почему-то от его простой фразы слова померкли.
Зеленая шкала приемника мигнула и вдруг погасла. Яшины руки торопливо забегали, ища неполадку. Но, видимо, дело было серьезное: Яша сокрушенно покачал головой. И тогда поднялся Алексей Петрович. Он один мог так говорить — очень просто об очень большом, и это сразу зачеркнуло все сказанное Кряжевым.
