— И правильно! Как умеешь, так и работай — за то и деньги берешь. Вон, говорят, комплекс, что ли, какой-то вводить будут... Это что же? Все, значит, из одного корыта — я работаю, а лентяи деньги подбирают? Дураков нет!
Женя тронула меня за локоть:
— Слышали? А нам в техникуме говорили, что комплексный метод работы — самый передовой, что мы должны бороться за его введение. Бороться! Тут и так-то не знаешь, как выкарабкаться...
Одна за другой обгоняли нас серые людские тени — не разберешь кто.
— Начальника дельного у нас нет — то и беда,— снова долетело из-за стены дождя.
— Нет у нас начальника, это верно, — печально подтвердила Женя.— Наш-то пенсию «доживает», его из базы палкой в тайгу не выгонишь.
Нет, вот вы скажите, правильно это? Учат нас, учат, а главного — как к людям идти, мы не знаем. Столько всего ученые изобрели, хотя бы выдумали такую науку — «людеведение», а?
— Но ведь такая наука давно существует. Только узнаем мы о ней не в школе. Я почему-то думаю, что к тебе это знание придет скоро.
— Скоро! А сегодня что?
— Сегодня — начало этого знания.
В «итээр» вернулись молча, промокнув до нитки. Там уже, тоже молча, разжигал печурку Лева. Семен Васильевич по-стариковски аккуратно и медленно развешивал над печуркой мокрую одежду. Он далеко еще не стар, но в этом человеке все приглушено. Он словно погас, так и не успев разгореться.
О собрании не говорили. Словно и не было его. Видимо, и правда, здесь это в порядке вещей.
Лева подтащил к печке два чурбана.
— Милые дамы, прошу занять места! Для вас — только в партере!
Дамы — это мы с Женей. Звучит это забавно. В домике два этажа нар и единственной общий стол. Все мы ходим в одинаковых шароварах и ковбойках, спим на соседних нарах, едим за одним столом. Шестеро мужчин и две женщины, забывшие о всех привилегиях «слабого пола». Единственная память об этом — пестренькая ситцевая занавеска на нашей с Женей постели. Обычно Лева называет ее «пережитком капитализма», но сегодня ему хочется быть рыцарем.
Мы с Женей торжественно заняли «места в партере» — у дверцы печурки. А дождь все хлещет и хлещет о крышу…
Я никогда раньше не задумывалась над тем, как разъединяет людей слово «плата». Мы инстинктивно стараемся оплатить все: и то, что оплачивать нужно, и то, чего оплатить невозможно.
Как часто сын, высылая матери деньги, считает, что этим он оплачивает все, что она ему дала.
Ты тоже уверен, что совесть твоя спокойна — ты с лихвой оплатил все. Но чувство не выльешь в тупое благополучие мебели. Спора нет, оно терпеливый кредитор, но рано или поздно всегда предъявляет векселя к оплате, и как тяжело старику выплачивать просроченный долг!
