Бесцветный Толин голос тонет в разноголосице.
— Да чего там — «товарищи»! Будем о деле говорить или нет?!
Встала промывальщица Люба. Вся как куст рябины осенью — пьянящая горькая красота. И стало тихо.
Любка взяла за плечо Женю, поставила перед собой.
— Это до каких пор девчонку обижать будут? Кряжев сегодня опять смухлевал. Проходки у него и десяти метров не было, а получилось сколько? Двадцать? Ему что — у него станок, как скрипка в руках. Что хочет, то и сделает, а девчонке отвечать. Другие-то с нее спрашивают — куда, мол, техник, смотришь?
Женя покосилась на Кряжева. Он огромен и космат. Молчит. Навесил брови на глаза.
— Так я же ничего не говорю. Ну, не сумела, не заметила. Федор Маркович, может, подшутить хотел…
— Шутки-то эти ему рублями в карман валятся, — зло перебила Любка, — а ты, птенец, не оправдывайся, коли не виновата! Я вот одного понять не могу — чужие мы тут все друг другу, что ли?
Почему молчите? Вот ты, Костя, ты же желонщик, видел ведь все. Или тоже на легкие деньги потянуло?
— Тебе поди, деньги-то легче достаются! — Костя довольно обвел всех нагловатыми навыкате глазами.
Вспыхнули и погасли смешки. Любкино лицо погрозовело….
— А ты их когда видел, эти мои легкие заработки? Может тогда как с крыльца летел?! И нечего в сторону вилять — нельзя так больше жить. Каждый за себя каждый мухлюет, как может. Какая мы после этого бригада? А еще поговаривали: за коммунистическую, мол, надо бороться…
— Люба, опомнись! Ну зачем ты так?
Толя Харин съежился от неловкости. В глазах мольба: пусть только все успокоится, и опять будет тихо и гладко.
Тем временем прораб Семен Васильевич успел уже настрочить в блокноте «постановленьице». Он сам весь в этом слове. Но зачитывать его не пришлось..
Собрание, как взбесившийся конь, пошло напролом без дороги. Уже Марья Ивановна, руки в боки, обличала прораба во взяточничестве, уже Люба, стреляя зелеными глазами, отбивалась от чьих-то обиженных жен. Весь шум перекрывало довольное Костино ржанье.
Яша давно ушел, бережно взяв под руку Ганнусю. Пробиралась к двери Женя. Я пошла за нею.
Вокруг снова дождь и ранняя темь. Рядом работает «Яшино хозяйство» — подстанция. Размеренно стучит движок. Косой луч света на мгновение осветил Женино скомканное лицо, остановившийся взгляд круглых галочьих глаз.
— Ну скажите, разве можно так жить?! Двадцать раз собираются, и всегда одно и то же: переругаются, а то хуже — передерутся... и все как было!
Откуда-то сзади донесся раскатистый бас Кряжева:
