Он дает приказание снарядить единственную собачью упряжку. Вот уже нарты нагружены продуктами. Из неприкосновенных запасов мне дают пять килограммов шоколаду. Захватываю с собой широкие, обитые камусом лыжи.
…Собаки стремительно несутся по чистому льду. Темнеет в стороне большая полынья. В ней плавают две утки. Собаки с визгом и лаем мчатся прямо к воде, но, к счастью, утки взлетают, и наши сани скользят по кромке прогибающегося льда в полуметре от воды.
— Будь вы неладны, чуть не утопили, — ругает каюр собак и не удерживается от «рукопашного внушения».
Добравшись до разведчиков, по-братски делюсь с соседями всем, вплоть до шоколада. Посылаю упряжку, чтобы подвезли трупы павших лошадей. Разведчики ругаются, давятся, но ничего не поделаешь — приходится есть конину.
У нас уже многие шурфы добиты. Нужно налаживать промывку проб. Середина ноября, но о приходе транспортов в тайге ничего не слышно. О нас как будто все забыли.
Становится все холоднее и холоднее. Продуктов почти нет. «Надо идти за помощью на прииск «Среднекан», — решаю я. Достаю схему, начерченную Билибиным, и рано утром на лыжах направляюсь через перевал на Среднекан. Снег рыхлый более метра глубиной, к тому же идти мешает валежник. Вот и водораздел. В какую же из трех долин мне спускаться? Еще раз повертев в руках схему, выбираю направление и быстро начинаю спускаться. Полдня иду по узкой долине, а Колымы все нет и нет. Начинает закрадываться сомнение — не попал ли я в ту колымскую петлю, о которой говорил Билибин. Вот и Устье. На дереве белеет затес: «река Радужная. Раковский. 1929 год». Сомнений нет, я в начале петли и с самого водораздела шел в противоположную от Среднекана сторону. Теперь нахожусь от него почти в три раза дальше, чем был утром.
Проклиная себя и обманчивый рельеф местности, иду вниз по Колыме. Местами чернеют большие полыньи. Вот уже и ночь. Яркая луна освещает заснеженные склоны сопок А я иду и иду, не останавливаясь. Все чаще мне приходится делать небольшие пятиминутные остановки — передышки, все труднее вставать потом на лыжи. Луна светила недолго. Скоро ее диск скрылся за вершинами сопок. Стало темно. Делаю остановку развожу костер, пью сваренный в кружке чай, закусываю «неприкосновенным запасом» — последней плиткой шоколада. В полудреме сижу у тлеющих углей.
…Светает. Можно идти, не рискуя попасть в полынью.
Вот и последний изгиб реки. Но ноги совсем отказываются идти, через каждые двести — триста метров сажусь отдыхать наконец, виден и Среднекан. С трудом выбираюсь на крутой берег.
