За ними потянулись с охотских, уже отрабатывавшихся приисков бригады старателей — русские, корейцы. Кто пешком, кто по морю.
— По нашей заявке Геологический комитет послал на Колыму летом 1928 года экспедицию Билибина. И вот сейчас я работаю в этой экспедиции, — заканчивает Швецов и снова принимается за чай.
Встав из-за стола, он, к нашему удивлению, крестится на пустой угол зимовья…
— Дипломатический маневр, — говорит он, показывая глазами на стариков эвенов, одобрительно поглядывающих на него — Помогает при заключении договора на аренду оленей.
И Швецов снова начинает степенный разговор с эвенами, уговаривая их скорее вести грузы на прииски.
Швецов оказался человеком необычайно настойчивым. Трудно сказать, сколько раз принимался он уговаривать эвенов, пока они, наконец, не согласились тронуться в путь.
…Вторые сутки мы едем на прииски. Каждое утро после чая наши каюры, надев лыжи, «отправляются собирать оленей. Старуха эвенка, жена одного из каюров, варит мясо. Длинным кожаным «маутом» отгораживаем полукруг среди деревьев, загоняем туда оленей.
Часам к одиннадцати нарты запряжены. Закусив вареным мясом, двигаемся дальше. К двум — трем часам, сделав пятнадцать — восемнадцать километров, останавливаемся на ночлег. Через два — три дня езды днюем. Словом, если быть точным, мы не едем, а медленно кочуем. Стоят сильные морозы. Я впервые сталкиваюсь с такой температурой и по неопытности обмораживаю нос и щеки.
Целых два дня задерживаемся у родственников нашего каюра Михайлова, поставивших свои урасы у Талого ключа.
Над горячими источниками клубится пар, олени жадно пьют теплую воду и энергично начинают выкапывать из-под снега ягель. Он здесь, видимо, особенно вкусный.
На третий день, отъехав немного от Талых ключей, встречаем олений транспорт, везущий больных с приисков.
— Торопитесь, ребята, голодает народ, совсем жрать нечего, — мрачно сообщает мне заросший бородой старатель. Он пластом лежит на нарте.
Но мои требования скорее двигаться остаются гласом вопиющего в пустыне.
Вечером Михайлов, поморщив лоб, что-то подсчитывает и сообщает:
— Праздник завтра. Зимний Никола. Дневать будем.
— Как? — возмущаюсь я. — Вчера дневали.
— Нельзя работать — грех. Никола сердиться будет, — поддерживают его другие каюры.
Я проклинаю всех святых.
Наконец, преодолев перевал, стоим у темного, покосившегося креста. На него суеверные каюры привязывают длинный красный лоскут на счастье.
Спускаемся в долину Среднекана, до первого прииска осталось шестьдесят километров.
