На его счастье, Артемий Саввич оказался дома.
— О, Карлуша, какими судьбами! — обрадовался он. — Заодно и пообедаем вместе.
Карл Иванович жестом остановил его:
— Извини, Тема, не могу, должен вернуться домой, пока Марта не хватилась. У нас ведь сегодня опять к обеду гости. Так что я сразу к делу. У меня к тебе огромная просьба. Ты ведь по-прежнему работаешь в Русском музее?
— Ну да, а почему ты спрашиваешь? Сам все знаешь. Месяц назад мы встречались там на вернисаже Кончаловского. — Артемий пораженно уставился на приятеля, и его густые брови поползли вверх.
— Тем лучше. Ты не мог бы удостоверить подлинность одной картины…
— Ну, конечно. Этой, что ли? — усмехнулся Артемий, показывая театральным жестом на холст. — А к чему вся эта спешка? — спохватился он. — Ты что, час назад ограбил Эрмитаж?
— Сейчас поймешь, — серьезно сказал Шмидт, и Артемий тоже перестал улыбаться.
Профессор развернул холст и выжидательно уставился на друга.
— Что ж, холст в хорошем состоянии, — с первого взгляда оценил картину Артемий Саввич. — Работа более чем столетней давности, написана не ранее начала девятнадцатого века. Фамилию художника с ходу назвать не могу, скорее всего, из бывших крепостных, ныне забытых. Однако написана картина, бесспорно, мастером. Откуда она у тебя?
— Семейная реликвия, — усмехнулся Карл Иванович. — Матушка говорила, что это портрет моей прапра… в общем, со многими прабабушки, графини Шаховской. Она была родоначальницей нашей семьи. Немецкая ветвь появилась гораздо позже. Картина передавалась в нашей семье из поколения в поколение по мужской линии. Настала пора изменить традицию.
Карл Иванович перевернул холст, и Артемий Саввич увидел дарственную надпись.
— А, понятно, — сказал он, комично вздохнув и якобы смахнув невидимые капельки пота. — Ты не ограбил ничьи запасники. Просто решил обеспечить будущее Изольдочки. Что ж, ты прав, Карлуша, с каждым годом картина будет только дорожать. А какова моя роль в этой истории?
— Артемий, прошу тебя как верного друга. — Карл Иванович поправил пенсне, и его низкий и обычно властный голос слегка дрогнул. — Во-первых, напиши официальное заключение, подкрепленное авторитетом Русского музея, что картина представляет собой несомненную художественную ценность. А во-вторых, храни пока ее у себя. Если не боишься, конечно.
— Я давно уже ничего не боюсь, — усмехнулся Артемий Саввич. — А как долго прикажешь хранить?
— До совершеннолетия Изольды. Если буду жив и к тому времени не окажусь в местах не столь отдаленных, то заберу ее у тебя и подарю Изольдочке. А в случае моего отсутствия ты сам возьмешь на себя эту миссию. Хочу, чтобы дочь распорядилась картиной по своему усмотрению. А если передать холст Ольге, она, чего доброго, вскоре продаст полотно по дешевке и пустит все денежки на свою бесценную науку. Бытовые и жизненные проблемы ее, как ты знаешь, совсем не интересуют…
