* * *
Во дворе показался Бера. Он шел, неся свою тяжелую голову впереди себя. Он делал медленные, широкие шаги, будто вытаскивал ноги из болота. Такой его походки никто еще никогда не видел.
Дядя Фоля, должно быть, понял, что означает эта походочка. Движениями сонного человека он расстегнул куртку и бросил ее около себя. Он спокойно стоял у дома и ждал. Бера шел молча прямо на него, не спеша подошел, и как-то сами собой уперлись друг в друга их головы, так что выпятились красные затылки. Оба пробовали силу. Вдруг затрещали лбы.
— Перестаньте! — расплакались жены. — Перестаньте!
Но было слишком поздно. Оба стояли, упершись лоб в лоб, хватая друг друга снизу за руки короткими, цепкими движениями, от которых кости выворачивались из суставов.
Дядя Фоля вдруг охнул, и оба покатились по земле. Ударов как будто все еще не было, хотя у Беры уже потекла кровь из уха. Бера лежал бревном сверху и тыкал под себя кулаками, а потому никто не мог знать, во что он там превратил своего дядю.
Прошло немало времени. Понемногу начало высовываться плечо дяди Фоли, и все увидели, что его рубаха в крови.
Тогда Бера поднялся.
Дядя Фоля встал с расквашенным лицом и заплывшим глазом величиной в кулак. Он не спеша подошел к своей куртке, набросил ее себе на плечи, а потом протянул в сторону Беры угрожающий палец:
— Чтобы ты, сукин сын, электричества мне больше не вводил!
И вошел, довольный, к себе в дом.
Тетя Малкеле сразу прибежала с веником, замела то место, где Зелменовы калечили друг друга, и этим дело кончилось.
В ту пору, в начале весны, произошла вот какая история.
Соня дяди Зиши, которая работает в Наркомфине, появилась во дворе с каким-то большим, широкоплечим человеком. Он ступал тяжелыми, мужицкими шагами и еле протиснулся в низкую дверь дяди Зиши. Раскатисто сказав по-белорусски: «Дзень добры», он сразу же последовал за Соней во вторую комнату.
Тогда дядя Зиша снял с глаза свою лупу, не спеша повернулся к тете Гите и сердито уставился на нее. Застегнутая на все пуговицы тетя сидела у окна, сложив руки на груди, и предавалась своему послеобеденному молчанию. Таким образом у них состоялся следующий немой разговор.
«Гита, твоя дочь мне что-то не нравится!»
Тетя Гита молчит, но для нее это то же самое, как если бы она говорила.
И дядя Зиша продолжает:
«Знай, жена моя, что во всем виновата одна ты!»
Тетя Гита молчит, но для нее это то же самое, как если бы она говорила.
Тогда дядя Зиша негодует:
