Реб Зелмеле прикладывал горячие примочки к ноге, молчал и крепко думал. Реб Зелмеле думал тогда о том, что эта лошадь, быть может, является намеком свыше на то, как надлежит ему поступить со своим чадом.
Однажды под вечер он послал самого умного своего сына, дядю Зишу, известить босяка, что отцовский гнев улегся и что тот уже может вернуться домой.
Фоля вернулся.
Прежде всего он выдвинул требование, чтобы ему отдали весь харч, который ему причитается за эти несколько недель. Ему пошли навстречу и стали подавать еду на стол. Положили хлеб, поставили до краев полные миски, и дядя Фоля наглядно доказал, на что он способен. Когда он приступил к последней миске, реб Зелмеле, преисполненный отцовской любви, обратился к нему:
— Иди, сын мой, спать, а на рассвете я тебя отвезу к Менде-кожевнику.
Таким образом дядя Фоля стал кожевником. Первым кожевником в роду реб Зелмеле.
* * *
Он еще больше замкнулся. Прошло немного времени, и у него уже были коричневые ногти, словно кусочки меди. Он уже ни с кем не разговаривал.
Однажды в святой вечер пятницы он забрел в закусочную и выпил бутылку водки. Его приволокли домой грязным, мертвецки пьяным. Мало-помалу привык он выпивать и стал среди кожевников мастером по этой части. Достоинство дяди Фоли состояло в том, что он пил молча, тихо, в заброшенной пивной где-нибудь на окраине.
В те времена как раз прошел слух, что и крестьяне собираются обуваться в сапоги. Кожевники будут золото загребать. Дядя Фоля обрадовался, что он хоть чем-нибудь сможет отомстить своей родне. Не раз, когда он стоял в темной мастерской, по колено в сырой коже, его одолевала горькая дума:
«Не мог он из меня сделать портного? А если это мне наказание за ту лошадь, так ведь с таким же успехом я мог бы стать и сапожником?!»
* * *
Реб Зелмеле умер.
Нельзя сказать, чтобы его смерть очень взволновала Зелменовых, но пустить слезу все же приличествовало. Так вот, именно тогда дядя Фоля ходил по двору, заложив руки за спину, зевал и говорил всем:
— Его уже когда-нибудь вынесут или нет?
Более того: в неделю Шиве он откуда-то привел домой маленькую, черную, грустную бабенку. Только одной бабушке он объяснил, что Фоля может уже позволить себе иметь жену и что ждать незачем.
Впрочем, грустная бабенка сразу же никому не понравилась. Нашли, что она грязнуха. Женщина клялась, что это не так, но не помогло: Зелменовы — люди с твердым характером.
Но вскоре она стала обильно плодиться, показав тут большой размах, и уже за одно это ее приняли в семью.
