У Беры в запасе несколько немудреных песен, которые он привез с фронта; они хранятся в нем, как в погребе, но бывает, что он извлекает их из себя. У Беры тяжелый, утробный голос, и, когда он распоется, глаза у него лезут на лоб от наслаждения.
Он поет немного странно.
Однако не надо думать, что Бера увлекается песнями настолько, что забывает о повседневных делах. Бывает, он вдруг прервет свое вдохновенное пение и скажет:
— Мама, в Церабкоопе дают сегодня масло!
Потом он продолжает петь с еще большим вдохновением, захлебываясь, а бедная балалаечка побренькивает.
О, хвала зелменовскому стилю в мировой истории!
* * *
Бера уже добрых несколько часов сидит на топчане, поджав босые ноги под себя, и играет. Это означает, что жених услаждает себя в первую неделю медового месяца. Рубашка расстегнута, губы надуты, а утробный голос разносится по дому:
Когда я ездил в Ростов-на-Дону,
Я брал с собой буханку хлеба.
Когда я ездил в Ростов-на-Дону,
Я буржуев лупил, як треба.
А во дворе говорят:
— Нужны им жены, этим шалопаям! Холера нужна им!
— Куда им, этим хамам, иметь жен!
Дядя Юда вошел к Хаеле в каморку.
— Что ты лежишь? — сказал он. — Ведь твой муж сидит там среди раввинов, и из него так и прет библейская мудрость!
На этот раз Бера нагорланился досыта и ушел. Он даже не нашел нужным проронить хоть слово о том, что он женился.
* * *
Поздно вечером, после горячих обсуждений, тетя Малкеле отправилась к Бере в милицию. Известно, что тетя Малкеле горазда на выдумку, и это тоже была ее идея — пойти пригласить Беру на рюмку вина.
— Допустим, мы не евреи, но ведь мы все же люди — разве не так?
Она долго ходила по холодным, темным коридорам, покуда не нашла его комнату. Там, среди сдвинутых столов, жених, красный, запыхавшийся, мыл пол.
Тете Малкеле стало ужасно стыдно за него.
— Разве это тебе к лицу? — рассердилась она. — Можно же кого-нибудь попросить?
Бера локтем вытер усы и ответил: дескать, ничего, он с этой премудростью сам справится. Он поставил щетку и принял мать с зелменовской сердечностью.
Тетя Малкеле уселась довольно основательно — нечего спешить, — между прочим взяла со стола перо, попробовала его на ногте и спросила:
— Бера, это перо не дерет?
— Нет. Ну а что у вас нового?
— Ты ведь знаешь, — ответила она, — учимся немного по-еврейски, немного по-русски…
Так они и говорили вокруг да около.
Но не надо думать, что тетя Малкеле позабыла, зачем пришла. Нет, она не забыла. Просто надо уметь подойти к человеку, и недаром послали умную тетю Малкеле, хотя дядя Юда еще днем порывался сходить к Бере и уверял, что уж он-то этого милого зятя сотрет в порошок! Нет, тетя Малкеле ничего не забыла. Она даже успела высказать мнение, что вот это расписывание в загсе не имеет веса. И вообще оно ей не по душе.
