– Вы как будто нездоровы, Иван Павлыч? – обращается с участием кКурилкину Иван Фомич.
– Нет… я ничего, – скороговоркой отвечает Курилкин, – au fait, чтомне князь?
– "Что он Гекубе, что она ему"? – раздается сзади шепот титулярногосоветника Корепанова, принимаемого, несмотря на свой чин, в нашем маленькомаристократическом кружке за comme il faut, но, к сожалению, разыгрывающегонеприятную роль какого-то губернского Мефистофеля.
– Да-с, так вот какой у нас с князем случай был, – продолжает генералГолубчиков, – вхожу я однажды в приемную к князю, только вижу – сидитдежурный чиновник, а лицо незнакомое. Признаюсь, я еще в то время подумал: "Что это за чиновник такой? как будто дежурный, а лицо незнакомое?" Ну-с, хорошо, подхожу я к этому чиновнику и говорю: "Доложите их сиятельству, чтоявился такой-то". – "Не принимают, говорит, их сиятельство нездоровы". Ну, а я с графом был всегда в коротких отношениях, следственно для меня слово" не принимают" не существовало… Вот и пришла мне в голову мысль: дай-ка, думаю, подтруню над молодым человеком, – и, знаете, пресерьезно этак говорюему: "Жаль, говорю, очень жаль, что не принимают". – "Да-с, говорит, непринимают". Только можете себе представить, в это самое время распахиваетсядверь кабинета, и выходит оттуда камердинер князя, Павел Дорофеич… знаетеПавла Дорофеича?
– Знаем! знаем! Павла Дорофеича целый Петербург знает! – кричим мыкак-то особенно радостно.
– А из-за Павла Дорофеича выглядывает и сам князь. "А, говорит, этоты, Гаврил Петрович! а меня, брат, сегодня «прохлады» совсем замучили (он" это" прохладами называл), так я не велел никого принимать… Ну, а тебяможно!.." Только, можете себе представить, какую изумленную физиономиюскорчил при этом дежурный чиновник!
– Да, интересный случай! – замечает статский советник Генералов, сладко вздыхая.
– Случай с запахом, – перебивает Корепанов.
– Предобрый старик! – говорит его превосходительство Иван Фомич, поспешая заглушить своим голосом неприятную заметку Корепанова.
– Добрый, именно добрый! – не смущаясь, продолжает генерал Голубчиков, – и какое доверие ко мне имел, так это даже непостижимо! Бывало, сидим мы сглазу на глаз: я бумаги докладываю, он слушает. "А что, Гаврил Петрович, – вдруг скажет, – прикажи-ка, брат, мне трубку подать!" Ну, я, разумеется, сейчас брошусь: сам все это сделаю, сам набью, сам бумажку зажгу, самподам… И что ж вы думаете, господа? даже никакой я в это время робости нечувствовал! – точно вот с своим братом, начальником отделения, беседуешь! Он трубочку покуривает, а я бумаги продолжаю докладывать… просто какбудто ничего не бывало!
