Танцор, гимнаст, спортсмен. Молодчина!
Он работает весело, без устали.
С поезда на репетицию, на спектакль.
Молодчина!
Он зарабатывает полмиллиона франков в год.
Молодчинище!
Он настоящий молодчина.
Он друг маленьких, друг бедных, друг обездоленных.
В их жизнь, в которой так много-много печали, он вносит струю веселья и смеха.
Он актёр дешёвых рядов кинематографа.
Да здравствует Макс I, весёлый король бедноты!
Я помню, – давно это было, – я жил на Балкане, в Живорезном переулке, и снимал крошечную комнату.
Сквозь тоненькую перегородку я слышал, как слышат пульс, как билась унылая жизнь.
Я снимал комнату у двух сестёр-портних.
Старшая была хоть вдова. Хоть в прошлом видела дом, семью, ласку и радость.
Младшая осталась старой девой, и работа сделала её кривобокой. Эта в жизни не видела ничего.
Бедно они жили.
Когда не было спешной работы, в сумерках не зажигали лампы:
– Чтоб не тратить керосина.
Единственной их радостью было почитать «Листочек». Они покупали его два раза в неделю, по средам и субботам, когда печатался роман А. М. Пазухина.
Они читали про богатого купца-самодура, про его красавицу-дочку, про приказчика, который был беден:
– Как они.
Которому приходилось терпеть:
– Ещё побольше.
Но который, в конце концов, добивался счастья.
Они верили этой золотой сказке.
И прерывали чтение замечаниями:
– Это правда!
– Это взято из жизни!
– На Пятницкой был даже такой дом. На углу.
И Пазухин, добрая Шахерезада, рассказывал им сказку за сказкой.
И они. видели золотые сны.
Милый, добрый писатель, да благословит вас счастием небо, за те хорошие минуты, которые вы внесли в жизнь маленьких, бедных и обездоленных.
Вас и ваших близких.
Но театр с его весёлой, собравшейся для удовольствия толпой, с радостным ожиданием зрелища, – об этом сёстры, жившие от меня через перегородку, слыхали, читали, – но сами этого никогда не видели.
Вас, наверное, давным-давно уже нет на свете, бедняжки.
Нужда, недоеданье, непосильная работа вас давным-давно свалили в яму в последнем разряде Пятницкого кладбища.
Но те, которые сейчас живут на вашей бывшей квартире, в Живорезном переулке, знают уже театр и радостное ожидание зрелища, и оживление весёлой, для удовольствия собравшейся толпы.
Потому что на свете есть кинематограф.
Куда можно побежать.
– На полчасика.
«Урвать» полчаса и сбегать.
Куда не надо «одеваться». Можно и «пойти, как есть».
Куда можно пойти за пятиалтынный.
Настоящий:
– Всенародный театр.
Через тонкую перегородку я слышал много слёз. Много грустных рассуждений. Но, кажется, никогда не слыхал одного, – смеха.
