Я думаю, критический перелом произошел тогда, когда человек открыл в себе свой многогранный ум и поразился тому, что там обнаружил. Образы, независимые от тех, что видели его глаза, повторяющиеся ритмичные движения тела, которые не служили какой-то непосредственной цели, но приносили удовольствие, действия, которые он запоминал и в совершенстве воспроизводил в памяти, а затем, после многочисленных мысленных тренировок, совершал снова, — все это служило сырым материалом, которому следовало придать некую форму. И с материалом этим — если учитывать, что изначально у человека не имелось иных орудий, кроме органов собственного тела, — было гораздо легче справиться, чем с внешней средой. Вернее сказать, сама человеческая природа являлась наиболее податливой и отзывчивой частью этой среды; и первейшей задачей человека стало выработать свое новое «я» — обогащенное разумом, отличное как обликом, так и поведением от его прежнего антропоидного естества.
Становление человеческой личности — проблема далеко не новая. Человеку пришлось учиться человечности точно так же, как ему пришлось учиться речи; и прыжок из животного состояния в людское — определенный, но постепенный и не поддающийся датировке (а возможно, еще и не завершившийся), — произошел благодаря непрерывным стремлениям человека придавать себе все новые и новые формы. Ибо с тех пор, пока он не обрел четко обозначенной личности, он еще не стал человеком, хотя уже и перестал быть животным. Такое самопреображение было, я полагаю, первой миссией человеческой культуры. Любое культурное достижение (в сущности, пусть и не по намерению) является попыткой переделать человеческую личность. Там, где природа перестала формировать человека, он со всей отвагой невежества взялся перекраивать себя сам.
Если прав Джулиан Хаксли, то большинство физиологических и анатомических возможностей органической жизни истощились уже около двух миллионов лет назад: «размер, сила, скорость, сенсорная и мускульная активность, химические соединения, регулирование температуры и все прочее», а вдобавок еще и почти бесконечное число изменений, малых и больших, были уже испробованы в области цвета, фактуры и формы. С точки зрения чистой органики уже едва ли возможны были радикальные инновации, которые имели бы практический смысл или важность, хотя все-таки происходили многие усовершенствования — как, например, постоянный рост и развитие нервной системы у приматов. Человек открывал новую возможность эволюции, начав проводить опыты с самим собой: задолго до того, как он дерзнул покорять свое физическое окружение, он уже стремился преобразовать себя самого.
