— Обижаете, — буркнул мастер Леша и кивком пригласил следовать за ним.
Они прошли через залежи разного хлама, и острого, и кривого, — и очутились перед странным креслицем.
Сделанное из черной кожи, оно было устроено так, что расположиться в нем можно было только полулежа.
Креслице было обращено к стене, изображавшей ночное звездное небо.
— Что ж, — Никифор потер ладони. — Давайте приступим!
Но тут раздался скрип, в приоткрывшуюся дверь скользнула полоска света.
— Только ее нам не хватало, — оглянувшись, пробормотал Леша.
На сей раз голос его звучал опасливо. Мастер-великан не боялся дел, но это не означало, что он не ведал робости.
— Никифор Петрович, дорогой, где же вы ходите, когда вас из Покоев вызывают?! Они там спрашивают, поспеваем ли?..
В мастерскую заглядывала женская голова. На светлой кудрявом темечке каким-то чудом удерживалась черная тюбетейка, расшитая бисером. Женщина была та самая — которая некоторое время назад так споро делилась «Справедливостью».
Никифор досадливо поморщился.
— Пойдемте же, ждут вас! — дверь распахнулась и блондинка показалась целиком — ряженая в тесноватый розовый костюмчик, от чего желтые ее волосы будто еще больше побелели, а вздернутый нос, утопавший в безмерном море щек, вскинулся еще выше, притворяясь коротеньким веснушчатым рыльцем.
— Я, конечно, сказала, что все в ажуре будет, а сама изволновалась: вдруг неправду изрекла, служебный долг преступила, — придвигаясь к Никифору, и его тесня, толстушка в тюбетейке тараторила встревоженной сорокой.
Разномастные емкости в мастерской предупреждающе загудели, а клубы махрового трубочного дыма, испускаемые великаном, будто потемнели, суля громы-молнии.
— Я свяжусь, — пообещал Никифор, явно желая отправить болтушку восвояси.
— Когда? Надо срочно!
— Попозже, — отступил бородач. И куда девалась его прежняя строгость?
— Нельзя попозже, я свою профессиональную честь в залог оставила, что вы моментальный ответ дадите. Беспокоятся там! — белокурая толстушка звякала и толкалась, как зубная боль.
— Хорошо-хорошо, — виновато глянув на Майку, Никифор пообещал «на пять сек» и, мелькнув напоследок авоськой со «Справками», покинул мастерскую под конвоем приставучей блондинки.
— Верхоглядка, — произнес ей вслед мастер. — Только и знает, что кудахтать, — он передразнил, — «Верхи ждать не могут, низам поспешать велят».
Лысиков относился к толстушке без особой нежности.
— Она кто? — спросила Майка.
— Савонаролова? — мастер пожал плечами. — Ноль при палочке. Большой, круглый ноль. Официально значится помощницей Никишки, а на деле — служка при дворе Ея Преосвященства, первая крикунья и визжалка. Вечно сама не своя.
