В то утро солдаты Особого отряда получили приказ уничтожить всех евреев в Городне, а само селение превратить в горящий факел.
Лидия Ружанская была первой из жителей Городни, кто их увидел. Двадцатичетырехлетняя Лидия имела двоих детей, а ее муж был лесорубом. Она возвращалась с полной сумкой лука из лавки Саула Панева вместе со своим четырехлетним сыном Львом, когда увидела солдат, скакавших через поле по направлению к селению.
— Спасайтесь! — закричала она и, схватив Льва за руку, бросилась к своей хате.
Солдаты стали издавать наводящие ужас крики. Тогда их услышали и другие. Саул Панев услышал их, сидя в своей лавке. Наташа Мэндель услышала крики, стирая белье. До Якова Рубинштейна они долетели, когда он аккомпанировал своему отцу Илье на маленьком органе в одной из комнат бревенчатой синагоги.
Илья Рубинштейн, огромного роста мужчина с большой черной бородой, кантор городненской синагоги, был вполне культурным человеком, в свое время побывавшим с оперой в Европе. А когда он вернулся в Городню, то сумел после долгих споров с рабби добиться и поместить в синагоге орган. Сейчас, как только он услышал крики, его красивый баритон смолк.
— Погром! — сказал он Якову.
В России в 1907 году это слово имело такое же зловещее значение, как и тридцатью годами позже в Германии слово «гестапо».
— Тора!
Илья побежал в заднюю часть комнаты, когда Яков поднялся и встал возле органа. Теперь звуки выстрелов были слышны рядом с синагогой. Вопли людей смешались с выкриками. Яков застыл от чувства неуверенности и страха. Он знал, что такое погромы, и жил, страшась их, большую часть своей жизни, как и большинство евреев в России. Но испытать на себе, что это такое… Яков вдруг ясно себе представил, что через несколько минут в свои двадцать лет он может быть уже мертв.
И тут обе деревянные двери синагоги распахнулись и в нее прямо на лошадях въехали два всадника. Яков увидел, как один из них нацелил свое ружье прямо в дальний угол комнаты. Он обернулся: отец нес из святилища два серебряных ящика со свитками торы.
— Нет! — крикнул Яков и бросился к отцу.
Раздался выстрел, и Яков увидел, как его отец медленно оседает на пол, выпуская из рук ящики с торой. Тем временем другой солдат бросил горящий факел на деревянную скамью.
Теперь первый солдат с кривой усмешкой пустил лошадь галопом прямо на Якова, нацелив ему в лицо ружье. Яков инстинктивно бросился обратно к органу. Ружье выстрелило в тот самый момент, когда он скрылся за органом. Перепуганный до смерти молодой еврей толкнул орган прямо на лошадь. Тяжелый инструмент затрещал. Яков увидел, как лошадь врезалась в орган и упала, увлекая за собой на пол ничего не понимающего солдата.
