— Она отвечает: «Нет-нет, кабачки, забегаловки, но никаких кибуцев. В Марокко кибуцев нет! Это нужно ехать в Израиль». И говорит совершенно серьезно. Но я-то знаю, что это глупости: Марокко, Аравия, Израиль — все одно и то же! Меняются только названия. Чтобы была хоть какая-то разница. Меня не обманешь. Я никогда там не был, но читал об этих странах все, что нужно, потому что…
Человек-в-сером, которому это надоело, прерывает его одним жестом. Сантини тут же умолкает. В любом случае, он говорил лишь для того, чтобы заглушить страх.
— На сегодня вы закончили?
Врач опускает глаза:
— Да.
— Тогда я вас больше не задерживаю.
Сантини протягивает руку, и она повисает в воздухе. Он выглядит глупо. В конце концов, понимая, что рукопожатия не будет, он бормочет что-то вроде «До свидания, до скорого». Сантини рад покинуть комнату. Он тут же расслабился и уже не кажется таким замкнутым. Словно камень с души свалился.
Не успевает он дойти до двери, как человек-в-сером кричит ему:
— Сантини!
Его порыв прерван, на лице читается досада. Рука уже почти коснулась дверной ручки. Он думал, что отделался.
— Не забудьте зайти к Джону за оплатой. Он ждет вас в кабинете, рядом с прихожей. Дверь справа.
Потом:
— До понедельника.
Доктор лепечет:
— Да-да, разумеется.
И кланяется.
Он торопится закрыть за собой дверь, а человек-в-сером тем временем поворачивается ко мне.
Настало время интимного туалета.
Я избегаю человека-в-сером. Я объяснила ему, насколько он болен и отвратителен, насколько заражает меня своей тревогой. Конечно, он не признает этого, он не настолько владеет собой. Ему нужно долго говорить о своих болях, об их изменении, и поводом для такого детального отчета служит невинная фраза «Спокойной ночи». Как будто ночь, проведенная бок о бок с ним, может быть спокойной.
Я стараюсь находиться рядом с ним как можно меньше и не касаться его. Не только его жилистое тело — само присутствие человека-в-сером заставляет меня пасть духом. Но в комнате в тридцать квадратных метров Избежать встречи с ним не так-то просто. Даже когда он сидит на стуле, заметно, как непропорционально длинны его конечности. Седеющая, тщательно подстриженная борода плохо скрывает пугающую худобу лица с выдающимися скулами, слишком высокими и угловатыми. Челюстные мышцы судорожно сокращаются и расслабляются, выпуклые вены на шее придают лицу сходство с каким-то механизмом. Белизна пышной шевелюры контрастирует с эбеновой чернотой бровей, подчеркивая мертвецкий вид его тела, на котором сказалось столько белых ночей и черных мыслей.
