и Ваал-Вериф,
[9] наш господин. Они внимательно следят за каждым нашим шагом.
Папа сжимает мою руку, его голова слегка дрожит, выдавая возбуждение.
— Через тебя и твое превращение из ребенка в женщину они дают нам знать о своей поддержке. Я вижу в этом благое знамение… доказательство того, что мы всегда делали правильный выбор и должны идти тем же путем… Но еще я чувствую, что они хотят заставить нас понять: ты — ключевое звено на новом этапе наших духовных исканий.
С тех пор он называет комнату, в которой я живу, красной. Он велел перекрасить стены и потолок. У меня красное постельное белье, и шторы тоже.
Его всегда будоражил цвет крови. Будь то моя кровь, кровь животных, которых они с дядей Джоном убивали на еженедельных молитвах, или кровь подопытных мужчин и женщин из лаборатории. В нашем старом доме он бережно хранил огромное количество банок с кровью, складируя их в погребе на десятках стеллажей. Заботливо снабжал этикетками, подписями и датами, а затем расставлял в хронологическом порядке и в зависимости от происхождения.
Сортировка банок приводила его в неописуемый восторг.
Меня немного отталкивал вид крови, но это была возможность доказать папе, что я могу приносить пользу, стараюсь и достойна доверия. Гордость, с которой он позволял помогать ему в работе, переполняла меня счастьем. Он так редко допускал меня до своих занятий, что эти моменты стали особенными.
Банки делились на две основные категории. Они различались по цвету этикетки, наклеенной на крышку. Белый — жертвенные животные. Красный — подопытные. В первом случае на этикетке указывались дата жертвоприношения, вид животного, имена присутствовавших людей и суть просьбы. На красных этикетках отмечались имя, возраст, цель и дата проведенного эксперимента и, вкратце, причины смерти. Во второй категории сохранялась только женская кровь. Мужская систематически выливалась в канализацию.
— Откуда ей не следовало и появляться!
— Почему ты выливаешь мужскую и бережешь женскую?
На этот раз сеанс наклеивания этикеток оказался слишком коротким, и я не смогла удержаться от вопроса. Мы вылили больше крови, чем оставили.
— Маленькая моя Иезавель, ответ на этот вопрос слишком сложен для такой юной особы, как ты…
— Мне хочется знать, папа. Даже если это трудно.
— Но это и очень уместный вопрос.
Комплимент заставил меня покраснеть от удовольствия. Услышать такое от папы, обычно скупого на добрые слова, дорогого стоило.
— Хочешь ли ты узнать историю своего имени, Иезавель?
