Вернулась поздно. Темень, и так три фонаря на всю улицу, а тут один не горит. Пришла, сапоги сбросила в сенях. В доме тихо, Анатолия не видать. К матери заглянула — спит. Одетая, рот раскрыла, храпит. А под глазом синяк. Лиза — к бабушке: «Что у них опять? Где Толя? Может, за мной пошел, разминулись?» Бабушка только плачет: «Напились оба, кричали, потом как грымнуло… И твой-то Зинаиду такими словами… Она — на него. Вроде, драка получилась у них, потом стихли. Я уж радехонька — примирились. Тут дверь бухнула, ушел Толька, а она — за ним. Звала, кричала. Не выкричала. Ввалилась из-под дождя мокрая вся и в чем была на постель… Ох, Лизавета, говорила ведь я тебе: уезжай, завербуйся куда… Теперь с брюхом-то…»
Анатолия не было до утра. И весь следующий день. И еще… Сперва не искали — мало ли, он и раньше, если уж начнет пить, сутками пропадал, ни дома нет, ни на работе. На третьи сутки Лиза начала беспокоиться. Мать подначивала: «Сбежал твой-то. От тебя, от рожи кислой, дак».
Все это время она ходила сама не своя, злая, что под руку попадется, то и летит на пол. И, как вечер, напивалась. Хорошо еще, что Светки не было дома, жила весь тот год в Череповце у брата.
Через четыре дня Лиза сходила к Анатолию на работу, а потом послала телеграмму в Котлас, его родным. Те сразу ответили: не приезжал и сведений никаких нет. Тогда заявили в милицию, милиция все проверила, и опять никаких следов.
На пристани, откуда ходят «Ракеты» в райцентр, не появлялся, билетов не покупал, дружки ничего не знают — не видели, не слышали, на железнодорожной станции тоже вроде не был, да и не ходят через Ветров по ночам пассажирские поезда. Направили все данные куда-то в розыск, а недели через две нашли. В реке. Совсем недалеко от дома, от мостков, где полоскали белье. Метров на сто всего и отнесло. Приезжал следователь, установил: несчастный случай в состоянии сильного алкогольного опьянения. Хоронили в закрытом гробу, и мать у всех на глазах бросилась с кулаками на Лизу: «Ты убийца! Из-за тебя погиб!»
Говорили разное. Лизе бабы и на работе и на улице такое, бывало, вылепят — слушать жутко…
А бабушка свое: «Не верь им, девка. Человека не вернешь, а слушать, как родную мать позорят, — грех». Сама она тогда целых три раза съездила в соседний городок, где была церковь.
Вскоре родился Алеша. Мать настаивала: назвать Анатолием, а Лиза решила Алексеем, в память дедушки. И настояла на своем.
Первое время после рождения внука мать капли в рот не брала, смирная ходила. Алешу нянчила, даже песни ему пела и частушки. Смешно: к Лизе с бабушкой ревновала, бабушке доверяла только пеленки стирать, а Лизе кормить да присматривать, пока она на работе. А придет — сразу парня на руки, и так до ночи. Даже спать норовила уложить к себе в постель, но тут уж Лиза с бабушкой обе в один голос: нельзя, приспишь, задавишь ночью.
