Лиза сидела там же, где вчера: на корме. На этот раз на ней была пушистая вязаная кофточка, волосы повязаны легкой косынкой. Губину она радостно сообщила, что спать совершенно не хочет, решила сидеть здесь до утра.
— Посмотрите, какие звезды. Все-таки чувствуется, что мы плывем на юг, верно? И теплее, и небо такое… как бархат.
Сейчас, когда они были одни, Лиза вела себя совершенно иначе, чем днем. Губин молчал, пораженный ее внезапной речистостью и тем, как она смотрит на него, вся подавшись вперед.
— Мои-то соседи, — говорила она, улыбаясь, — весь день тихие, как мыши. Злятся, а сами помалкивают. Но я… мне все равно противно с ними рядом. Главное, с ней — за то, что она посмела с вами… вот так… Нет, вы не думайте, я не из-за них спать не иду, просто…
Тут Лиза запнулась, а потом посмотрела Губину прямо в глаза и сказала, что сегодня самый счастливый день в ее жизни и ей даже минуточку на сон жалко потратить.
— Какой же сейчас день? Ночь давно, скоро двенадцать, — неуверенно улыбнулся Губин. Ему очень хотелось дотронуться до пушистого рукава Лизиной кофточки.
— Ночь, день… мне теперь без разницы… — Она на мгновение прижалась лицом к руке Губина.
Эту ночь Лиза тоже провела у него, а назавтра Александр Николаевич настоял, чтобы она перенесла свои вещи в его каюту.
— Невозможно так. Соседи тебя на весь теплоход ославят, а уйдешь, будут только рады. А потому любезны и молчаливы.
(…Насчет любезности он попал пальцем в небо — после того, как Лиза ушла от них, Козел с Коровой не просто перестали с ней здороваться, а, встречаясь, меряли гневно-брезгливыми взглядами. Правда, молчали…)
Пока Лиза ходила за вещами, Губин договорился с вахтенной, немолодой мосластой теткой с лицом выпивохи, — мол, к нему в каюту перебирается из трюма родственница, ей там неудобно, а у него пустует место.
— Все будет в о'кее, — деловито кивнула вахтенная, пряча в кармане четвертную бумажку. — Главное, не переживайте, а девок я сама предупрежу.
«Девки» — это были, конечно, ее сменщицы, две совсем молоденькие девочки, к ним Губин, пожалуй, не рискнул бы обратиться с подобной просьбой. А для этой различные «родственницы» явно были делом привычным и доходным.
Появилась Лиза с чемоданом и сумкой, робко вошла, постучавшись, и сообщила, что Корова напоследок обозвала ее по-матерному. Ну и ладно, пусть завидует.
— Кто завидует? — удивился Губин.
— Она, кто ж еще? У самой — такое сокровище. — Лиза выпучила глаза и затрясла головой.
