В ответ Конрад только посмеивался. Что были для него ее слова — жалкие крошечные стрелы, которые лишь слегка задевали его. Слишком толстая у него шкура, чтобы обращать внимание на девичий лепет. И вообще, какая ему разница, что у нее тут было с этим англичанином? Главное, что теперь она достанется ему. Она и ее деньги.
Конрад опустил ее на пол, но по-прежнему не отпускал. Он попробовал провести рукой по ее волосам, но она тут же брезгливо увернулась, что вызвало у него очередной приступ смеха.
— Вот ведь красотка! — прохохотал он. — Ну, хватит, хватит меня бояться. Как доберемся до Нома — сразу и поженимся.
— Нет! — процедила сквозь зубы Джоанна. — Нет! Я не хочу!
— Спорим, что после этой ночи ты захочешь, — сказал он.
У нее упало сердце. Он сказал — после этой ночи. О Боже, Боже, как же ей от него убежать? Она должна, должна!
Наконец ему надоело возиться с ней, и он ее отпустил. Ее качало, слезы бесшумно капали из глаз, искусанные до крови губы она прикрыла рукой. Никогда в жизни ей не доводилось испытывать такого ужаса. Как же ей вырваться отсюда, из этой хижины, которая уже давно перестала быть ее родным домом?
— Да-а, после этой ночи ты с радостью выйдешь за меня, Джоанна, — ухмылялся Конрад. — Ты только послушай, как гордо это звучит — миссис Оуэн Первая…
Глаза ее забегали, как у загнанного зверя.
— Конрад, ну зачем ты меня мучаешь? Почему ты хочешь заставить меня силой — ты же видишь, я не хочу быть твоей женой.
— По многим причинам, моя девочка, — сказал он, присаживаясь прямо на стол. — А теперь давай-ка быстренько сваргань мне что-нибудь на ужин. И выпить не мешало бы, — с этими словами он достал из кармана фляжку и откупорил ее.
Джоанна с ужасом следила за ним. Волосы желтыми прядями налипли на его покрасневшее лицо. Пока он был еще трезв. Боже, что же будет, когда он напьется! От этой мысли Джоанна едва не потеряла сознание. Но она знала, что расслабляться нельзя, и, если ей не хочется оказаться в лапах этого чудовища, нужно немедленно что-то придумать.
— Пойду что-нибудь приготовлю, — сказала она и вышла на кухню.
Там не было света. Джоанна дрожащими пальцами зажгла свечу и глянула на себя в зеркало, висевшее над умывальником. Морщась от отвращения, она принялась оттирать водой оскверненное его гадкими губами лицо. И вдруг взгляд ее упал на чугунный утюг, которым она обычно гладила после стирки белье. Он был достаточно тяжелый и вполне мог бы сгодиться в качестве оружия. Таким и убить можно. Уж по крайней мере, оглушить — точно. Пусть даже она убьет его — теперь у нее нет выбора. Либо сама защитит себя, либо отступит. Только дочери Джона Грея еще не приходилось произносить этого слова. Она не знала, что это значит — отступать.
