— Нет, бабушка, я не танцевала чарльстон, — сказала она сдержанно. Роланд не приглашал ее на чарльстон. Он протанцевал с ней два фокстрота и два вальса.
— Среди твоих партнеров были симпатичные молодые люди? — спросила бабушка.
— Да, — ответила Жонкиль, и через мгновение была за много миль от Риверс Корта. Она была в доме Поллингтонов, и рука Роланда обнимала ее за талию, живые голубые глаза Роланда проникали ей в самое сердце.
— Дорогая, я надеюсь, ты не простудилась в поезде? — донесся до нее вопрос миссис Риверс.
— Нет. Почему ты спрашиваешь, бабушка?
— У тебя горит лицо.
— О, — прошептала Жонкиль. Затем поспешно, виновато: — Можно еще чаю? Я чувствую себя хорошо, только жарко. Здесь жарко.
— Как странно, — сказала пожилая леди. — Я бы сказала, что сегодня здесь очень холодно. Я только что приказала Питерсу, чтобы он принес еще поленьев.
Жонкиль рассмеялась. Миссис Риверс посмотрела на девушку сквозь очки.
— Что-нибудь смешное, дорогая?
— Я... о, ничего, — пробормотала Жонкиль.
— Я, к своему огорчению, должна сказать, что ты вернулась из своего путешествия не с очень хорошими манерами, Жонкиль. Неприлично смеяться, если ты не можешь объяснить причину смеха.
Жонкиль почувствовала полную безнадежность. Бедная старая бабушка раздражала ее сегодня, а Риверс Корт безмерно угнетал. Она даже пожалела, что отец еще не вернулся. Ее приемный отец был суровым человеком, но к ней он всегда был добр. Иногда он позволял себе отвлечься от любимых мотыльков и играл с Жонкиль в шахматы. Она любила шахматы. Если бы ей было с кем играть в эти дни, это отвлекло бы ее мысли от Роланда. Но сидеть здесь весь вечер, обмениваться любезностями с бабушкой — как вынести это?
Она глубоко вздохнула. Глаза ее остановились на быстрых красных язычках пламени, которые жадно лизали дубовые поленья. Она ощутила себя за тысячу миль от Роланда. Сдержит ли он слово и приедет ли в Чанктонбридж повидаться с ней... приедет ли?
Прошли три самых мучительных, самых тяжелых дня в жизни Жонкиль. Ни слова от Роланда. Она каждый день ждала почту, с горящими от нетерпения и надежды щеками бежала по дороге навстречу велосипеду почтальона. Но письма не было. Она начинала думать, что он никогда не собирался ни писать, ни приезжать. Да, только сентиментальная маленькая дурочка могла поверить ему, довести себя почти до сумасшествия из-за человека, которого видела всего несколько часов.
Конечно, беда была в том, что Жонкиль совсем не о чем было больше думать и не с кем было поговорить. Ее друг, Билли Оукли, был с тетушкой в Швейцарии, где он занимался зимним спортом. У нее никого не было, кроме бабушки, и бабушка почти свела ее с ума в течение этих нескольких дней, когда она ожидала письма от Роланда.
