Флоренс на мгновение овладело странное непонятное желание защитить, утешить его. Она глубоко сопереживала Джекобу, поскольку сама испытывала неуверенность каждый раз, когда сдавала очередную работу. Порой она даже не могла определить, что написала: интересную, умную статью или набор чистейшей бессмыслицы. В такие минуты ей страстно хотелось, чтобы кто-нибудь обнял ее и добрыми словами развеял все сомнения и страхи. Она представила, как поцелуями успокаивает Джекоба, провожая его под объективы камер или на театральную сцену.
Нет! О Господи, только не это! Что со мной происходит? — в панике думала она, радуясь, что Джекоб, занятый укладыванием вещей в портплед, не замечает ее смятения. Нет, ужинать с ним она не поедет. Это исключено. Слишком уж она восприимчива к нему сегодня, чтобы пытаться удержаться на расстоянии.
— Вообще-то, если тебе это может служить утешением, я бы сказала, что на твоей игре это никак не отражается. — Чтобы скрыть замешательство, она тоже стала убирать в свою сумку блокнот с карандашом и диктофон. Очень уж неадекватно реагирует она сегодня на Джекоба. Это ее тревожило и приводило в трепет. Она едва соображала, не чувствовала почвы под ногами и в целом была искренне и откровенно напугана.
— Вот как? Надо признать, меня удивляет, что ты видела мои работы. — Джекоб натягивал кожаную куртку и при этом не сводил глаз с Флоренс, отчего она разволновалась еще больше. — Я готов был предположить, что ты принципиально не смотришь вещи, в которых я играю.
— Не настолько уж я мелочная и ограниченная, как тебе кажется, Джекоб. По-моему, глупо вредить себе, чтобы досадить другому. Как бы я к тебе ни относилась, факт остается фактом: актер ты хороший.
На лице Джекоба отразилось искреннее удовольствие, и вдруг, к ее неописуемому изумлению, он сконфуженно потупился — всего лишь на долю секунды. Невероятно. Джекоб Тревельян, которого она всегда считала непревзойденным образчиком заносчивости и самонадеянности, смущался, как самый завзятый скромник, когда отдавали должное его таланту.
Но, видимо, скромность все же была чужда его натуре: он быстро оправился от замешательства.
— Спасибо, Флоренс, — масленым голосом протянул Джекоб со знакомой дразнящей ухмылкой на лице. — Для меня твоя похвала очень много значит. Я бы даже сказал, что ценю твое мнение выше других. Если уж моя игра нравится человеку, который меня не выносит, значит, я действительно занимаюсь своим делом. — Он улыбался, но глаза его полнились подозрительным блеском.
