«Последний дипломат сгинувшей империи», как успевает себя по ходу аттестовать Слава, закручивает пружину разговора об отсутствующих и совсем неведомых мне лицах, точнее — не лицах, а черт знает о чем, довольно скоро переходя в тональность для меня просто неприемлемую:
— Нет, у Таньки жопа обвислая — не то, что у Ленки Хариной, зато влагалище у нее га-а-раздо слаще!
Ну вот зачем надо было подниматься на этот седьмой этаж и одновременно опускаться до такой компании? В паузе между похабными тостами («плиску» из грязного стакана не пью — лишь имитирую глотки) выбираюсь в коридор. Признаюсь себе, что одним из поводов для захождения в этот бедлам была возможность решить одну маленькую проблему: у Сьюзен в гостинице это сделать забыл, а общественных туалетов на Ленинском — ноль, дошагай хоть до кольцевой, хоть до Калуги! Вот так карает нас провидение за мелкий меркантилизм!
Вымыв руки в грязнющей ванной (нет, врет Хрен, что это жена — неужели она обнажается и моется в такой клоаке?) и вытерев их носовым платком, быстро решаю, что в компанию уже не вернусь и нацеливаюсь на английский уход, становясь по пути свидетелем доносящегося из кухни диалога, точнее — фрагмента разговора, достаточного, впрочем, для реконструкции контекста.
— Ну, сходишь с ними в баню, перепихнешься с каждым по разу — и двести баксов, — убеждает кого-то ровно и бесстрастно хозяйка дома. — Вот как раз за Димкину спецшколу и заплатишь.
— Противно, Карин, про-тив-но! — отвечает глубокий грудной голос.
Успеваю бросить по пути осторожный взгляд в открытый дверной проем кухни и заметить Димкину маму, не желающую ублажать в бане Диму-издателя: она нервно курит, положив одну полноватую ножку на другую, пухленькая, домашняя, совсем не похожая на этих… Карина, которая мне не видна, продолжает увещевания:
— Не знаешь ты, какое бывает настоящее «противно». Вот попутанила бы с мое за бугром, поняла бы. А тут нормальные, в общем, мужики.
— Ну да, нормальные! Один этот…
Все! Рецензии на графа и магната мне неинтересны. Какое счастье, что меня юная Димкина мамаша не видела, и ее «противно» ко мне — пока! — относиться не может. Хорошо также, что замок здесь несложный, и я легко с ним справляюсь, открывая дверь изнутри. Вот она уже за мной захлопнулась. Лифт мне не нужен, с седьмого этажа я и пешком сбегу — с большим удовольствием!
Да, обновился, однако, традиционный перечень профессий. Когда-то была такая детская азбука: Петя — пожарник, Рома — рыбак… Что там было на «с» — не помню, а теперь, стало быть: Слава — сутенер. Куда только не забрасывает судьбина моих сверстников! Но мне ли, завсегдатаю массажных салонов, его судить! Заклеймив себя несправедливой обвинительной гиперболой, я тут же сам себе подаю на апелляцию — и в итоге оказываюсь почти оправданным. Что там говорить, претендовать на статус грешника мне с моими маленькими, почти детскими приключениями — ну, по меньшей мере нескромно.
