— Эти бандиты уже весь Кавказ достали! Ни своему народу, ни соседям жить спокойно не дают.
И получилось, что я как в воду смотрел! Магомед, правда, отказаться хотел. Но ребята его обиделись: «Командир, нас ведь трусами назовут!» — и всем отрядом добровольно на это дело подписались.
И еще три командира своих людей выделили. Тех-то, кто уже своих ребят, или друзей из других отрядов в «черные тюльпаны» грузил, на такой трюк не возьмешь. Когда смерть рядом увидишь, на кишки своего братишки да на кровь с мозгами посмотришь — быстро героизм проходит. Но это же после… А эти в первый раз здесь, горя не видали, на подвиги тянет.
Я понервничал, конечно. Весь день назавтра — как на иголках. Понятное дело: Дубьев после операции на меня телегу накатит — будь здоров. А если еще хоть одного боевика отловят или завалят, то всё: пыль до небес, колокола звонят, Дубина на белом коне, а я весь в дерьме! «Да ладно, — думаю, — бог не выдаст — свинья не съест. Лишь бы у ребят все обошлось».
Дело к вечеру, сижу у себя на КПП, на часы посматриваю: пора бы уже народу с прочеса вернуться. Тут телефон затренькал, Магомед звонит.
— Ну, наконец-то, — говорю, — как поработали?
— Брат, беда у меня…
— Что такое? Потери?
— Чеченцы у меня четверых захватили.
Ах, твою мать! У меня аж сердце закололо.
— Ну как вы так умудрились?!
— Да это не прочес был, а бардак какой-то. Лазили где попало. Где искать, кого искать — ничего не понятно. Чуть на мины не напоролись. Дубьев стал группы в разные стороны рассылать. Моих четверых в разведку отправил, и не вернулись ребята.
— Так может, заблудились где? Увлеклись. У тебя джигиты отчаянные, выйдут сами!
— Нет, Леня… Ко мне уже с той стороны посредники приезжали. Беда у меня, брат!
Представляешь?! У меня даже язык не повернулся попрекнуть его, и без того — горе у человека. Да и что ему было: на цепь джигитов своих посадить, не пускать? Так они бы с цепью ушли, а его самого не то что за командира — за человека считать бы перестали.
— Держись, брат, — отвечаю, — и давай ко мне. Думать будем. Только Дубину с собой не бери. Видеть его не могу.
Приехал Магомед ко мне, уже темно было. Вошел в вагончик, я его даже не узнал сразу. Лицо серое, глаза ввалились. За несколько часов высох весь, будто месяц не кормили. Стал он рассказывать.
Приехал к ним на блок пастух. Он постоянно возле границы со своими баранами мотается. У пастуха — «уазик» «четыреста пятьдесят второй», как «Скорая помощь», мы их «таблетками» называли. Рассказал, что явились к нему трое боевиков вооруженных, велели передать условия: пятьдесят тысяч долларов за всех четверых. Иначе, мол, получим только головы отрезанные. Вид у этого бараньего командира напуганный был. Но, может, и прикидывался он. Вполне мог быть с бандитами в доле, наводчиком да посредником подрабатывать. А мог и не быть. Шайтан их там разберет.
