Глаза Эйвери устремились куда-то вдаль. Он отхлебнул второй глоток огненного напитка.
Он вспоминал это благословенное время: бесконечная череда высочайших раутов и совещаний, а по вечерам — балы и другие развлечения знати. Там он встретил светловолосую, только что овдовевшую красавицу исключительного воспитания. Хотя глаза ее все время были печальны, она не отказала во внимании уже седеющему Флемингу. Эйвери узнал, что ее первым мужем был ирландский повстанец, последним деянием которого стало испытание на прочность куска веревки на одной из тюремных балок его королевского высочества вскорости после свадьбы. Тогда у Эйвери так вскружилась голова, что его совсем не беспокоило, что она любила заклятого врага, и он добился их свадьбы.
Родился ребенок, девочка, с локонами настолько же темными, насколько у ее матери они были светлыми. А двумя годами позже появился сын с такими же темными волосами и румяным лицом, как у его отца. Через год после рождения сына Эйвери Флеминга снова повысили. Круг обязанностей по новой должности намного превышал уровень его компетентности. Зато должность открывала Эйвери двери в частные клубы лондонской элиты и допускала к процветавшим за обитыми бархатом стенами играм, требовавшим высоких ставок и большой удачи. Преисполненный благоговения, Эйвери взялся за игру, совершенно не думая о том, что его ожидает в конце пути, словно утка, которую откармливают для того, чтобы зажарить к праздничному столу. Несмотря на предостережения встревоженной жены, он играл по-крупному и даже ставил на лошадей, которые были склонны предаваться созерцанию крупов множества других скакунов, скачущих далеко впереди.
Его невоздержанность в игре и неумелость в службе столько раз ставили барона Ротсмана в неловкое положение, что вскоре он отказался принимать Эйвери. Анджела Флеминг страдала по-своему. Она наблюдала, как таяло ее состояние, пока единственным приданым, которое она могла оставить и которое невозможно было отнять, остались образование и хорошее воспитание дочери, готовой стать женой, кем бы ни был ее муж.
— Черт побери эту глупость! — прорычал Эйвери. — Да на те монеты, что эта женщина потратила на какую-то ерунду… Да, разумеется, я мог бы все еще жить в Лондоне.
Отлученный в Лондоне от своей должности года три назад, он был сослан на север Англии, назначен там мэром Мобри, а исполнение им своих простых и ограниченных обязанностей тщательно контролировалось лордом Тэлботом. Покидая Лондон, Эйвери оставил свои долги неоплаченными и совсем не думал о долговой тюрьме, не без оснований полагая, что в этих северных краях его вряд ли обнаружат. Это был шанс начать все сначала, с чистого листа, и показать себя человеком с незаурядными способностями.
