В пачке осталась последняя сигарета. Художник вытащил ее зубами, а смятую пачку бросил под ноги. Прикурил. Может, пойти в санаторий, запереться у себя в комнате и напиться? Или же собрать вещи и ехать домой, просить жену, умолять, стоять на коленях и клясться? (только не развод… только не это… не сейчас… НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ОДНОГО!) Черт его знает, как быть (Я БОЮСЬ ОДИНОЧЕСТВА… ОНО МЕНЯ УБЬЕТ… ПОЖАЛУЙСТА… НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ОДНОГО…). Весь мир против меня (когда ребенок по неосторожности прищемит палец дверью, он тоже склонен винить дверь…) Как же быть?..
А ветер все усиливался. Теперь он уже гудел в соснах, обрушивался на пляж, взметывая целые тучи песка, гнал мелкий мусор по берегу. Волны на море стали выше. Далеко на горизонте между небом и морем натянулась серая мембрана воды. Если внимательно приглядеться, можно было увидеть, что она состоит из тонких волокон, идущих диагонально поверхности моря.
Художник встал и принялся складывать мольберт, убирать кисти и краски. Во рту по-прежнему дымилась сигарета. Возможно, он допишет картину в другой раз. А, возможно, не допишет никогда – какая разница?
Когда все было сложено и убрано, он выплюнул окурок и посмотрел на небо. Так смотрят низшие существа на своих богов. Небо было темным, оно представляло собой сгусток мрака и готово было в любой момент рухнуть на землю яростным потоком. Художник пошел с пляжа прочь.
Когда он проходил неподалеку от компании молодых людей, ставших последними из могикан на этом пляже, его окрикнул парень, который к нему подходил и предлагал выпить. Он сделал приветственный знак рукой. Художник кивнул в ответ.
- Удачи! – услышал он вслед (ты чертовски прав, папаша Хем!).
Сосны сомкнули над ним свой колючий шатер, который раскачивал ветер. Запахло хвоей и смолой. Художник в последний раз посмотрел на небо. В это время на землю упали первые тяжелые капли дождя.
