— Прости… — пробормотала я. — Спасибо, конечно, просто очень больно было и противно…
О том, что обильные слезы, которыми я против воли истекала во время экзекуции, смыли всю мою тщательно продуманную косметику, я умолчала, хотя именно эта деталь и была основной причиной моей злости. Женщины меня поймут: ни одной из нас не покажется заманчивой идея постоянно находиться под пристальным мужским взглядом в том самом виде, который позволяешь лишь наедине с собой, да и то по утрам, в крепко запертой изнутри ванной… Так ведь можно вообще растерять всякую уверенность в себе, а вместе с ней и любые надежды на лучшее, не одинокое будущее!
Наверное, Фрэд все это понял, потому что тут же улыбнулся, положил свою руку на мои дрожащие пальцы и заявил, что я чудесно выгляжу и принадлежу к той редкой категории женщин, которую красят слезы.
— Не понимаю, зачем ты вообще красишься! Так ты выглядишь куда милее и даже моложе!
Последняя фраза заставила меня снова скиснуть: неужели мне уже требуется выглядеть моложе своих лет?! Но ответить я не успела, потому что Фрэд снова заговорил и то, что он сказал, заставило меня на некоторое время буквально окаменеть на месте — за столиком, где мы с ним пристроились в этом полупустом из-за утреннего часа кафе…
— Знаешь, Лизочка, — произнес он, отводя глаза в сторону, — ты такая милая, доверчивая, в чем-то даже наивная девочка… Словом, я решил, что нам надо поговорить… То есть мне с тобой, тем более что рано или поздно ты все равно узнаешь, что твои догадки на самом деле верны: я действительно не тренер… То есть тренер, но не только тренер… Тьфу ты, черт! Совсем, кажется, запутался…
Но поскольку я молчала, все еще ничего не понимая и от этого приоткрыв рот, Федор Степанович вынужден был путаться дальше. Между прочим, довольно успешно.
— Короче-мороче, — брякнул он, — я действительно не местный и приехал из Москвы специально по этому делу… Ну, чего ты молчишь?! — Он внезапно покраснел, как помидор, и разозлился. — Мне что, на все кафе объявлять название организации, которая меня сюда командировала?! Может, еще на эстраду влезть?!
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я заговорила. Но это были, несомненно, самые горькие минуты в моей жизни. Никто не придет в восторг от мысли, какой набитой дурой оказалась на самом деле, хотя была о себе гораздо лучшего мнения…
— Не надо на эстраду, — сказала я, одновременно поднимаясь со ставшего враз неудобным стула. — Я все же не до такой степени идиотка… Ты — презренный лгун и фээсбэшник, влезший мне в душу, вот ты кто!..
