На одну секунду его потянуло к этому теплу, любви и надежности, но он изменился. Хорейс Гульд, такой каким он стал теперь, стремился не к семье, а всего лишь назад к детству. По крайней мере, думал он, его брата Джима там не будет. Возможно, что они проплыли один мимо другого в противоположном направлении на последней неделе. Джим согласился приехать домой, чтобы помочь отцу с управлением плантацией, но его жена из Нью-Йорка, на которой он женился сразу по окончании университета, терпеть не могла Юг; в начале лета каждый год Джим должен был отвозить Алису назад в Коннектикут и привозить ее осенью.
«Ты будешь потрясен, увидев папу, Хорейс, — написала ему Мэри в последнем письме. — Хорошо, что ради папы, Джим собирается жить здесь. Наш дорогой старичок совсем стал инвалидом, ему очень трудно садиться на лошадь, а ты понимаешь, что с ним будет, когда он не сможет каждый день объезжать поля. Я не хочу тебя тревожить, брат, но он совсем, совсем хромой. И выглядит старым, — ему можно дать семьдесят или больше, а ведь ему еще шестидесяти нет».
«Южная Каролина» миновала плантацию Хэптона у мыса Батлер в северном конце Сент-Саймонса и мыс Пайк, плантацию Томас Хассарда. Хорейс зашел в каюту за своим саквояжем и вернулся на палубу, чтобы заметить, как вспыхнет огонь костра, который кто-нибудь да постарается зажечь на мокром песке пристани. Пароход неуклонно плыл вперед, а ему хотелось задержать его. Он боялся, и он ехал домой, и эти два обстоятельства невозможно было объединить.
Страх перед встречей с отцом усилился, когда пароход, трубя, подходил к берегу. Как будто все спешило: скрипучие сходни были перекинуты на пароход, и, казалось, мгновенно улеглись на место, когда судно ударилось в старую деревянную пристань.
Пробежав по пристани, чтобы уйти из освещенной части, Хорейс постоял минутку в темноте, глядя на знакомый ориентир форта Фредерика — разваливающиеся руины батареи Оглторпа, вырисовывавшиеся на фоне низкого дождливого неба, на краю высокого мыса у реки. Он был уверен, что никто из портовых грузчиков-негров не узнал его. Он стал выше ростом, и плащ, накинутый на его темно-зеленый костюм, придавал ему более солидный вид. Его можно было принять за преуспевающего молодого агента по хлопку, приехавшего на остров по делам. Покачивающийся мокрый мох звал его, но он был здесь чужим и весь остров казался нереальным. Он был в тяжелом сне, знакомые вещи и знакомые люди оказывались в чужих местах, совершенно заблудившиеся, совершенно непонятные.
