Густав Виг большую часть своего предобеденного времени провел в безлюдном и прохладном даже пивном баре. Облокотясь о столик и отгоняя мух от болтавшегося на донышке несвежего пива, которое отпивал с расстановкой, маленькими глоточками, чтобы продлить удовольствие (второй нельзя было себе позволить из-за Магдольны: пахнуть будет, догадается), сидел он и томился, не отрывая глаз от стройной блондинки за кассой, упорно не желавшей замечать его томления. От безнадежной скуки он усердно курил; компании не было — торчало только двое каких-то стариков, уже лыка не вязавших, и Густи устроился в сторонке, поодаль от них, а вновь входившие вытянут по кружке — и до свиданья. Попробовал было к смазливенькой кассирше подъехать, интересуясь, всегда ли здесь такое затишье, но девушка, смерив его взглядом от редеющих каштановых волос и складок у рта (старивших Вига еще на добрых три-четыре года сверх его тридцати восьми) вплоть до ношеной спецовки и стоптанных сандалий, со скучливым видом отвернулась и лишь приличия ради бросила — посетителям положено отвечать, — что бойко будет в обед. Поблагодарив учтиво за информацию, Виг потопал, с чем был, к своей кружке, в которой две мухи нашли тем часом свою кончину из-за его беспечности. Воззрясь уныло на утопленниц, Густи решил, что выпьет все-таки еще одну.
К кассе стояло трое, и Виг издали пожирал разгоревшимися глазами голые смуглые девичьи бедра (девушка носила мини), до того погрузясь в это упоительное занятие, что с трудом вспомнил, чего ему надо, когда подошла очередь. В уплату он протянул полусотенную, кассирша сдала было лишку, но, тут же заметив ошибку, переменила бумажку. «Вот, чуть было подарок вам не сделала», — засмеялась она, блеснув жемчужными зубками. Густав Виг поглядел на нее в упор, осклабясь двусмысленно.
— Я бы не отказался… кое от чего, — вздохнул он со значением.
Но девушка уже обратила вопросительный взор на следующего:
— Слушаю вас!
Густи ретировался восвояси и за неимением лучшего стал под прикрытием второй кружки снова кидать ненасытные взгляды на соблазнительно сложенную кассиршу. Размеренными глотками поглощал он хмельную влагу, не оказывавшую, однако, своего благотворного действия: все выпитое тотчас выходило по́том в эту жару, и, не выпуская девушки из виду, пустился придумывать, как бы к ней поудачней подкатиться. «Мадемуазель…» — начал было он, но сразу отмел: чушь, что за обращение. «Коллега», — и того глупей. «Цыпочка, обмираю по тебе, выставка твоя нахальненькая нравится, стоп, не отбиваться, а то укушу, назначь свиданьице вечерком, полюбимся под кусточком… ух-х! Небу жарко станет». Вот это да, это, пожалуй, в точку; по крайней мере правда, хотя кому она нужна нынче, правда! Пошлет его кое-куда с этакими подходцами. Тем более «вечерком» он же занят вечером… «Мне ваше лицо знакомо, где-то я видел вас, девушка, — вот это лучше всего, это верняк. — В ресторанчике в Кёбане случайно не работали?..» Нет, нельзя сразу с ресторанчика… «В прессо
