Стеклянная клетка | страница 4
Злободневен уже сам механизм человеческого самоопределения, самоосвобождения через любовь, которое на Западе нередко сводится к крикливо самодовлеющему «сексу». И у Кертеса самоутверждение, раскрепощение начинается, так сказать, с реабилитации плоти, ее естественных потребностей и прав — но именно только начинается. Пусть это естественное право защищается иногда с просто-таки вызывающей прямотой — она служит лишь ближайшей, антиханжеской, антимещанской цели. Собственная же, дальняя художественная и моральная цель — не какая-либо сексуальная свобода, а свобода чувства. Требование, за которым стоит очень многое: искренность, правда, благородство, взаимное уважение и доверие, вся душевная широта и высота. Супружество, вообще любовные отношения понимаются Кертесом, иными словами, как одухотворенные, человеческие. В этом его истинная, нравственно-позитивная злободневность, современность.
О любви не просто как физиологическом влечении, а первооснове человечности идет речь в рассказе «Кашпарек» (1972), хотя это, в сущности, лишь ироническая перифраза темы, иносказательная интерлюдия между «Макрой» и «Именинами». Но и в этой бесхитростной на первый взгляд истории о мусорщике, покровителе собак, которых ему поручают выгуливать, «окольно», параболически — через «собаколюбие» — утверждается не что иное, как человеколюбие. Кашпарек, человек «маленький» и всеми пренебрегаемый, сам, однако, обходится со своими подопечными поистине как с равными, достойными нелицемернейшего внимания. И благодаря этому не только скрашивает свое одиночество, но и вырастает во мнении всех, способных оценить его заботливое бескорыстие, обретая себя как личность.
За свободу и высоту чувств ратует Кертес также в повестях «Именины» и «Кто смел, тот и съел». Герои их, как всегда у него, — самые обыкновенные люди (столяр, ткачиха, шофер, монтер, официантка). Заурядно будничны и ситуации, в которых они показаны. Что тут особенного, если уставшие вертеться в беличьем колесе житейской текучки супруги решают, например, отдохнуть и, воспользовавшись семейным торжеством (именины мужа), берут себе на этот день выходной («Именины», 1972)?.. Необычность завязки, определяющей дальнейшее течение событий, в ином: оба берут свой день отдыха скрытно, поврозь. Желая хоть на несколько часов как бы отдохнуть, избавиться один от другого, спасая, сохраняя для себя остатки своей самостоятельности, свободы. В этом и приоткрывается «небудничная» — общеинтересная — подоплека их брака, который не в радость, а в тягость, не роднит, а отчуждает, даже восстанавливает друг против друга.