— Думаешь, я тебе поверю?
— Не убеждена, ты ведь дуралей, каких поискать! Да ты же сам и подбросил ей эту идейку. Она только ныла все, что у бедного И́вана, мол, на одну лишь дорогу три часа в день уходит, что бензоколонка эта, в Ракошкерестуре, — чистое наказание, заправляются там одни мотоциклисты, чаевых нет, только душу выматывает, — и ты надумал! Обещал ей поговорить со мной. Что, не так было? Правда, потом у тебя на душе кошки скребли, и целых два месяца ты был образцовым мужем и примерным отцом. А потом твой драгоценный двоюродный братец, еще одна дрянь…
— Заткнись, ты! — взревел заправщик. — Всех замарать хочешь!
— Оттого что назову вещи вслух, приятель, они не станут грязнее, чем были. Словом, твой драгоценный братец…
— Остерегись, Жужа! — процедил И́ван трусливо, но с угрозой. — Тебе это дорого встанет!
— За меня не тревожься! — резко оборвала его Жужа.
— Изничтожу! — прошипел заправщик.
— Ты?! — засмеялась Жужа ему в лицо. — Мало каши ел, понял? Словом, И́ван…
— Молчать, слышишь?! — Заправщик вскочил. — Не то… не то я… заткну твой грязный рот!
Но тут вскочил и Шандор.
— Нет, ты сядь, — сказал он спокойно, сдержанно. — Теперь уж пусть говорит!
— Ах ты щенок, паскуда, сутенер, да ты у меня сейчас кувырком отсюда вылетишь!
— Я и в детстве был сильнее тебя, — тихо произнес младший брат. — А Жужа никогда не будет мне столь безразлична, чтобы я не защитил ее.
— Ого, какой рыцарь! — смеялась Жужа.
— Так что сядь. Пусть расскажет. Надо же когда-то увидеть все как есть.
Заправщик не сел. Но замолчал.
— Я могу начать, господа рыцари? Ну так вот, И́ван, этот второй доблестный характер, позднее раскумекал, что вы слишком уж спелись, и решил было шугануть вас, но я его отговорила. Растолковала, что не обладает он такими мужскими достоинствами, чтобы Ибойя его время от времени не обманывала… и коль этого не миновать, так лучше уж, чтобы все оставалось в семье… И что мир всегда милее ссоры, потому как он, И́ван, до тех пор только будет тут, около меня, большую деньгу загребать, пока все будет тихо да мирно. Деньги и подействовали. Этим всегда можно воздействовать на твоего дорогого братца, чтоб ты знал. Словом, я его успокоила, объяснила, что это пройдет, ты-то ведь для меня открытая книга. К Ибике я тебя не ревновала, думала: это все же лучше, чем Андреа. Ибике глупая курица, к тому же другой-то конец шнурка у меня в руке… чем бы, думаю, дитя ни тешилось… Просчиталась. Тебя не приняла в расчет… Но ведь с этаким бредом — развод и так далее — ты не возникал еще ни разу! Правда, до сих пор ты никогда еще не обнаруживал, что не можешь работать… Причину, разумеется, ты и на этот раз ищешь не в себе. Что, очень перепугался? Да, это, должно быть, ужас как страшно обнаружить такому вот ученому кандидатику. Я тебя понимаю… Ну, и милые игры нашей Ибике ты принял всерьез и ухватился за нее. В конце концов, тому, кто желает ходить на своих ногах, непременно ведь нужно за кого-нибудь уцепиться, верно? Все же приятнее вырваться из одной стеклянной клетки так, чтобы тотчас же аккуратненько перебраться в другую… или я не то говорю? — Она вдруг отбросила насмешливый тон, голос ее посуровел: — Но мы еще до того не дошли, чтобы вы смели мне прямо на голову…
