встать на собственные ноги, рядом с ней я буду сильным, потому что она за меня сильной не будет, она не такая, как ты…
Жужа слушала, посмеиваясь.
— Ну и ну, да ты у нас мазохист? Это новая у тебя черта… хотя… у тебя ведь и мазохизм — лишь способ пожалеть себя… и чтобы другие тебя пожалели. Ну, мне жалко тебя, мой маленький, идет? Ты рад? Бедный, бедный Шаника, как же это должно быть мучительно для его благородной и чистой души, что вот приходится, даже против воли, совершить подлость… Ну? Может, еще пожалеть тебя за машину твою, за твой изысканный гардероб? И еще за эту паршивую хрюшку, на которую ты меня меняешь?
— Ты отвратительна!
— Ах так?! — вскрикнула Жужа.
Она отскочила от стеклянной стены. И изо всей силы ударила мужа по щеке. Шандор так и взвился со стула. Жужа отвесила ему еще одну пощечину, он отступил, уронил стул, защищаясь, выставил перед собой руки, но она проскользнула у него под мышкой; от следующей пощечины у Шандора слетели очки, но Жужа продолжала яростно избивать его.
— Жужа, опомнись! Ты спятила? И чего ты хочешь добиться этим? Думаешь таким способом вернуть меня?
— Нужен ты мне как собаке пятая нога… выбить из тебя мои восемь лет — вот я чего хочу!..
Внезапно она успокоилась. Выдохлась.
— Теперь ты счастлива? — спросил ее муж. Он опустился на корточки, нашел на полу очки. Они не разбились.
Жужа подождала, пока он встал.
— Убирайся! — выговорила она глухо. — Убирайся с глаз моих, дрянь, потаскун паршивый, иди прочь, не то я убью тебя!
Дверь конторы распахнулась: явился И́ван с бутылкой.
— Что принес? — с любопытством спросила Жужа. — Коньяк?
И́ван заметил опрокинутый стул, багрово-красное лицо младшего брата.
— Вы дрались?
— Ну и что! — весело рассмеялась Жужа. — Такое и в лучших семействах случалось! Да ладно, не ощупывай ты свою физиономию, — обратилась она к мужу, — выпей! Ну, чего скроил такую страдальческую мину? — Из висевшего на стене шкафчика она достала два стакана и чашку, поставила их на стол. — меня уже и злость прошла, на пощечины разменяла, ну! Разрядка кстати пришлась… Иди, иди сюда, старина, — дружелюбно обратилась она к мужу. — Страху-то великого натерпевшись, куда как славно горлышко промочить! Давай, давай, не заставляй себя упрашивать!..
— Вот ненормальная! — сказал заправщик.
— Конечно! Ну, выпьем. Наливайте! — И́ван плеснул коньяку в два стакана. — Себе-то что не наливаешь?
— Пока не хочется. Я ведь еще не дрался.
— Пожалуйста, отвесь и ты ему пару пощечин, — предложила Жужа. — Я даже выйти могу.
