Скрываясь как бандиты в вади всего в 600 метрах от дома, Браво Два Ноль были, бесспорно, расценены как угроза. Но даже тогда Аббас и его два компаньона дали им презумпцию невиновности, сделав, по бедуинскому обычаю, предупредительные выстрелы. Если бы патруль сохранил хладнокровие и понял, что эти два выстрела сделаны не в них, или просто помахали и что-нибудь ответили по-арабски, они могли бы уйти, или, по крайней мере, получили бы преимущество. Случилось же так, что их нервы, были напряжены из-за понимания, что они одни и отрезаны от своих во внушающей страх пустоте Сирийской пустыни. Они отреагировали слишком остро, а потом их собственный страх перед окружающей средой победил их.
Поев и выпив чаю, я объяснил старику свое затруднительное положение, и он сразу предложил отвезти меня на ферму Аббаса на своем грузовике. Я согласился, даже зная, что ничего не могу предложить ему взамен — предложить деньги истинному бедуину было бы смертельным оскорблением. Пока мы тряслись обратно к моему исходному пункту, я решил, что такое не должно повториться опять. Я мог спокойно найти путь через пустыню, но машины не смогут следовать за мной без проводника, знающего эти места, как свои пять пальцев. Ко времени нашего возвращения к поселению Аббаса, я знал, что уже встретил человека, в котором нуждался. Идеальным проводником был бы сам Аббас бин Фадиль, "идиот на землеройной машине", оказавшийся кем угодно, но только не идиотом — человек, который обнаружил патруль Браво Два Ноль.
НА ФЕРМЕ АББАС И ЕГО БРАТ с энтузиазмом приветствовали меня, сопроводили в гостевой зал и принесли чаю. Когда я рассказал о своих злоключениях, они расхохотались: "Есть очень немного мест, где вы сможете пересечь Вади Хавран на автомобиле", сказала Аббас. "И нужно знать, где они находятся. Только бедуины знают. Я хотел сказать вам об этом вчера и предложить быть вашим рафиком. Но вы выглядели настолько уверенно, делая все по-своему, что я не стал ничего говорить".
Я покачал головой, понимая, что был настолько непоколебимо настроен не отклоняться от выбранного пути, что забыл бедуинскую традицию брать рафика или компаньона из местного племени, пересекая их территорию. Институт рафиков для бедуинов был почти священным. Они действовали не только как проводники, но и как своего рода послы местного племени, "франкирующие" группу иноземцев в своем окружении. С того момента, как он "делил хлеб и соль" со своими путешествующими компаньонами, его обязанностью становилась защита их от смерти, даже от людей своего собственного племени. Воровство у них или причинение какого-либо вреда любым способом расценивалось как "боква" — предательство: худшее из преступлений в кодексе, которым руководствовались кочевники.
