— Зря мы сюда пришли, — сказал Денис Евгеньевич. — Моя вина, не догадался сразу. Друж, ко мне! Придется осваивать новые территории. Ты согласен со мной?
Друж не мог оставить вопрос хозяина без ответа, если тот интересуется его мнением (как все-таки приятно ощущать свою значимость), надо отвечать. Он трижды прогавкал — и был вознагражден открытой улыбкой Дениса Евгеньевича.
…Три дня Вилька не подходила к еде, три дня ничего не пила. Ослабла так, что не осталось сил на тявканье и беготню по квартире. Лежа в домике, Вилька фыркала и постанывала.
— Денис, я позвоню Антону, пусть зайдет, может, в его присутствии она поест.
— Зачем травмировать собаку, Маша?
— Но ведь сдохнет.
— Не нагнетай, все будет в порядке.
Спокойствие мужа задевало Марию Тихоновну, но перечить она не решалась.
Ночью Вилька прошла на кухню и села у миски с водой. Посмотрела на нее с отвращением, коснулась кончиком лапы, затем начала жадно пить. Утолив жажду, решила перекусить. Друж стоял в дверях, наблюдая за Вилькой.
— Приятного аппетита, — сказал он.
— Не мешай, — огрызнулась Вилька.
Как скажешь, подумал Друж и потопал на подстилку. А минут пять спустя ощутил чье-то осторожное прикосновение к правому уху. Поднял морду — Вилька. Забралась на подстилку, стоит, моргает, облизывая маленьким язычком мордаху.
— Наелась? — спросил Друж.
— Наелась, — ответила Вилька.
— А чего в домик не залезаешь?
— Я тут хочу спать, на твоей подстилке. Можно?
— Ложись, — Друж подвинулся, и Вилька, потоптавшись и покрутившись волчком, улеглась.
Прижимаясь субтильным тельцем к Дружу, слыша его спокойное дыхание, чувствуя исходившее от него дружелюбие и желание помочь, она наполнялась спокойствием. Отступали страхи, уходили прочь сомнения и боль. Лишь тоска, крепко засевшая внутри, наотрез отказывалась покидать нагретое местечко.
— Спокойной ночи, Вилька, — прогавкал Друж.
— Спокойной ночи, Друж, — протявкала Вилька.
За окном царил мрак, город спал; спали на мягкой подстилке и две собаки: большая и маленькая.
