II
Позднее утро. Белая комната залита яркими лучами солнца.
— Ты не знаешь, где моя сетка? — спрашивает она.
— Кажется, где-то у печки.
— Ну, я пойду. Бабка, наверно, ждет. Я поднимаюсь с дивана.
— Не забудь прийти к обеду, она тебя звала. Обратно пойдем вместе.
— Может, я тут?.. — отказываюсь я.
— Да зачем, когда можно горячего поесть?
— Да, но… не нравлюсь я ей.
— С чего ты взял?
— Не знаю, не нравлюсь я себе у нее. Как-то чувствую…
— А ты не чувствуй!
Веранда над садом. Теневая сторона. Пыльные кипарисы. В пене миндального дерева рой пчел. Она спускается по наружной лестнице, исчезает в дымке весны, в саду за ветхими сараями, на которых висят черные замки.
Бабушка маленькая, вертлявая. Когда-то работала продавщицей. В квартире пахнет торгашеским духом, церковной утварью, старостью. Монотонно тикают настенные часы. На столе дымятся тарелки. Мы стоим, старуха заканчивает молитву:
— Аминь. Ешьте, детки.
Я осторожно ем. Бабка надевает очки, роется в ворохе бумаг с псалмами, берет пожелтевший блокнот, краешком глаза, поверх очков, колко:
— Почитать тебе стихи?
— Да, пожалуйста.
— Сама написала. Ты оцени! Почему именно я? — думаю про себя.
— …Мой город родной. Люблю тебя всею душой.. — и дальше в таком духе. — Ну, что скажешь?
— Эмоционально прочла.
— Мне нравится, — сказал неправду.
— Ты искренне?
— Мне нравится, что вы пишете стихи.
— Не надо увиливать! Я спрашиваю: нравятся ли стихи? Если нет — почему? Я хочу анализа.
— Обратились бы к знатоку.
— А ты что, не учил литературу? Почтительная робость сменяется несдержанностью.
Раз добивается откровенности…
— Банально! — выпаливаю.
— А что такое банально?
— Это то же, что называть лопату лопатой. Таких, говорил один писатель, надо заставлять работать лопатой.
— А-а, теперь понимаю.
Аминь. Идем по пляжу, по шороху гальки. Пестрые тенты, под тентами на лотках разнообразные бутылки с вином, за бутылками белые халаты и колпаки. Ветерок с моря не подымает подолы тех, кто не в купальнике. На набережной шумно, красочно. На горизонте пароходы белы, красны, чисты; гудки их толсты, бодры.
— Глупо все вышло. — С досадой.
— Ничего не глупо, сама доводит!
Идем через парк. Большие белые платаны с кронами, как сердечные сосуды. Светлые листья, светлая тень. Мухи летят к нашим носам, на лапках несут запах дафны. Она останавливается, смотрит странно.
— Ты чего?
— Хочу тебя поцеловать.
— Я еще не отошел.
— Ты давно меня не целовал, — упрекает она меня. Она не горда.
— Будь терпеливой.
