— Безсовестный и есть! — съ негодованіемъ воскликнулъ Иванъ.
— Не безъ того. А между прочимъ, какъ судить? Судить надо по-просту. Оно и выйдетъ, что ловко вывернулся, уме-онъ! Умеетъ жить.
— Разбойствомъ-то…
— Для чего разбойствомъ? Все по закону. Ныньче, братъ мой, все законъ, бумага.
— А грехъ? — спросилъ Иванъ, смотря на брата сквозь слой пыли.
— Все мы грешны.
Иванъ помолчалъ.
— А Богъ? — потомъ спросилъ онъ.
— Богъ милостивъ. Онъ разберетъ, что кому. А жить надо.
— Разбойствомъ! Ведь онъ, стало быть, выходитъ, воръ?
— Ну-у! — протянулъ глухо Петръ.
Впродолженіи несколькихъ минутъ длилось молчаніе. Лошадь шла шагомъ. Кругомъ было тихо. Солнце село, и по степи разлился полу-светъ, въ которомъ все предметы приняли иныя формы и цвета.
— Совесть, братъ, темное дело, — прервалъ молчаніе братъ Петръ.
— А міръ? — спросилъ Иванъ.
— Какой такой міръ? — презрительно заметилъ Иванъ.
— Да какже, а семеновцы-то?
— Каждый свою пользу наблюдаетъ, хотя бы и въ міру. Рази міръ тебя произродилъ?
— Что-жь…
— Міръ тебя поитъ-кормить?
— Ты не туда…
— Нетъ, я туда. Каждый гонитъ свою линію. Какъ есть ты человекъ и больше ничего. А міра нетъ… Ну, будетъ по-пустому болтать, слышь?
— Ась? — откликнулся задумавшійся Иванъ.
— Подбери возжи! — резко сказалъ Петръ.
Лошадь, пущенная во время разговора на произволъ судьбы, завезла телегу въ сторону. Правыя колеса катились по самому краю рва. Прямо передъ глазами былъ городъ. Иванъ поспешно задергалъ возжами, направляя лошадь на настоящую дорогу. Онъ еще что-то хотелъ спросить брата и уже обернулся къ нему лицомъ, но телега въехала на камни мостовой, загремела, затряслась и отбила у Ивана охоту вести разговоры.
Странно, что мужичекъ, заехавшій въ чужое место по деламъ, сразу делается безпомощнымъ. Все ему ново и непонятно, словно онъ переселился въ некоторое царство, въ некоторое государство, за горы и моря… Буквально онъ подвергается самымъ удивительнымъ несчастіямъ, испытывая баснословныя приключенія; то его помоями обольютъ, то заденутъ метлой по физіономіи.
Иванъ не подвергся, къ счастію, бедамъ. Онъ только залезъ на первыхъ порахъ въ какую-то кухню, вместо присутствія, а оттуда поваръ его живо выпроводилъ, въ то же время указавъ, куда следуетъ идти. Притомъ, у него былъ братъ, больше его знающій и опытный.
Оба они пришли очень рано, и когда поваръ указалъ. Ивану надлежащее место, они сели возле парадной двери на улице и стали ждать. Въ ожиданіи часа, когда можно было видеть «начальника», Иванъ разулся, распоролъ онучу и вынулъ изъ нея деньги. Это потребовало много времени, такъ что когда отъ онучи было отнято ея привилегированное положеніе, а сапоги очутились на должномъ месте ожидаемое время настало. Петръ сначала держался въ стороне; онъ не могъ дать ни одного совета брату, молчалъ и неподвижно сиделъ на тротуаре задумчиво вперивъ глаза въ землю. Идти съ Иваномъ онъ на первыхъ порахъ также отказался. «Допрежь ты иди», — возразилъ онъ на просьбу идти вместе. Иванъ повиновался, но отсутствіе брата вселило въ него еще больше робости, съ которой онъ и пошелъ.
