Этотъ расколъ совести сделалъ возможными такія явленія, въ возможность которыхъ никто раньше не поверилъ бы… Это произошло публично, на сходе при свете белаго дня.
Петръ Сизовъ вдругъ заговорилъ. Онъ не просилъ, но прямо требовалъ отъ схода уступки ему земли возле церкви, где стояла избушка безногаго солдата Лапина, который летомъ пугалъ на огородахъ воробьевъ, зимой няньчилъ ребятъ, за что пользовался иногда горячими лепешками или кашей, добывая остальную часть пропитанія не менее полезными занятіями.
Но Петру надо было построить новый амбаръ. По обыкновенію, онъ выгляделъ изподлобья и, когда кончилъ, отошелъ въ сторону, молча ожидая решенія схода. Березовцы подняли вой. На Петра Сизова съ ожесточеніемъ набросились. Но черезъ некоторое время набросились по обычаю, другъ на друга, обвиняя другъ дружку въ нахальстве. «Стало быть, теперича кто вздумаетъ слимонить какую хошь уйму земли, тотъ, напримеръ, слимонитъ? Какъ зовется такое безстыжество?» — кричалъ одинъ. А ему возражалъ другой: «Ты бы, Митрій, помолчалъ малость. Помнишь прошлогодній осьминникъ то? То-то. А какъ зенки у тебя бестыжіе, то ты и кричишь». И пошли чесать другъ друга, пріискивая за каждымъ такіе случаи, которые подтверждали несомненнымъ образомъ безстыжество всехъ вместе и каждаго порознь, Петръ слушалъ-слушалъ, сдвинулъ шапку на глаза и объявилъ, что ежели такъ, то онъ кланяться міру уже не станетъ, не — етъ!
— Не радъ, что и связался съ дурачьемъ! — сказалъ онъ и пошелъ домой.
На другой день опять происходилъ сходъ. Березовцы чего-то испугались, Павелъ Жоховъ такого тумана напустилъ, что все признали просьбу Петра Сизова справедливою. Притомъ, каждый боялся за себя, не желая вооружаться открыто противъ Сизова, къ которому при случае пожалуй, придется прибегнуть. Послали за Петромъ. Пришелъ. Возвысилъ голось староста. На минуту все смокло.
— Тимоееичъ! — сказалъ староста.
— Что? — возразилъ Сизовъ.
— Тимоееичъ… міръ решилъ уважить тебя: не замай, говоритъ, пользуется… человекъ онъ заслуженный. Но и ты уважь міръ, сделай вносъ.
— Вносъ? А не жирно-ли будетъ?
— Тимоееичъ, не обижай насъ. Вынимай красную и довольно. Уважь міръ.
— Покудова не за что! — хладнокровво сказалъ Сизовъ.
— Какъ? міръ-то? Ты кто, откуда взялся? Православные! Спить съ него за едакія слова пять ведеръ! — закричало несколько голосовъ съ негодованіемъ. Началась опять перепалка. Ругали Петра. Но скоро его оставили, разделившясь на две партіи. Одна, более благоразумная, старалась на Петра подействовать убежденіемъ и просьбою, другая хотела взять силой.
