Пустяки | страница 25



Горѣловъ и Портянка проходили до осени; когда уже полили дожди, они собрались домой. Между ними было рѣшено, что Портянка на всю зиму поселится въ избѣ Егора Ѳедорыча.

* * *

Нѣтъ никакой возможности логически связать всѣ событія совершившіяся въ деревнѣ вскорѣ послѣ прибытія туда Горѣлова и Портянки и заставившія ихъ измѣнить намѣренія.

У Ѳедосѣя были рукава — это извѣстно. Но, къ несчастію, онъ ихъ лишился: они сгорѣли. Съ этого и началась исторія. Ѳедосѣй былъ глубоко пораженъ однажды, когда, вынимая изъ печурки свои рукава, гдѣ они сушились, онъ увидалъ и понялъ, что ихъ у него больше нѣтъ. Онъ замеръ отъ этого несчастія и съ безмолвнымъ волненіемъ осматривалъ ихъ; они покоробились, высохли и при малѣйшемъ прикосновеніи къ нимъ трескались и крошились, какъ сухари. Нѣсколько разъ Федосѣй потрогивалъ ихъ пальцами, но, наконецъ, убѣдился, что одежды, спасавшей его руки отъ непогоды, нѣтъ у него. На глазахъ его навертывались слезы. Когда пришелъ въ избу Горѣловъ, Ѳедосѣй обратился къ нему съ страшнымъ упрекомъ, потому что именно Горѣловъ положилъ рукава въ печурку, и теперь не могъ слова выговорить въ свое оправданіе.

Что было потомъ съ Ѳедосѣемъ — неизвѣстно. Онъ рѣшился только во что бы ни стало промыслить средства на новую одежду для наступающей зимы, вслѣдствіе чего случайно залѣзъ въ амбарушку Мирона, отсыпалъ въ свой мѣшокъ нѣсколько фунтовъ муки, да кстати наклалъ и лукошко костей. И вдругъ засталъ его самъ Миронъ. Мгновенно онъ окоченѣлъ со страху. Окоченѣлъ и Миронъ, какъ только увидалъ случившееся. Въ продолженіи нѣкотораго времени оба молча смотрѣли прямо въ глаза другъ другу. Ѳедосѣй лишился языка, а Миронъ, пришедшій въ ужасъ, беззвучно шепталъ: «мука… мосолъ…»

— Что ты сдѣлалъ, разбойникъ со мной? — вскричалъ, однако, Миронъ прерывающимся голосомъ. Потомъ, какъ будто все понявъ и оправившись отъ оцѣпенѣнія, онъ заоралъ что было мочи:- Братцы, вора поймалъ! Сюда!…

На этотъ отчаянный крикъ прибѣжали сосѣди, а вмѣстѣ съ ними откуда-то влетѣлъ и Василій Портянка. Всѣ живо обступили «разбойника». Одною рукой Миронъ вышибъ у него мѣшокъ, другой — лукошко съ костями. Все это посыпалось врозь. «Ребята, бей его!» — крикнулъ Миронъ. Мгновенно всѣ набросились на Ѳедосѣя, сшибли съ ногъ и принялись таскать по двору, кто за ноги, кто за волосы. Всѣхъ яростнѣе свирѣпствовалъ, какъ оказалось, Василій Портянка; онъ положительно остервенѣлъ въ этой бойнѣ и ужь не помнилъ, что дѣлаетъ.