Пустяки | страница 24



Вялость, апатія сдѣлались неразлучными его спутниками, у него все валилось изъ рукъ и онъ положительно не находилъ себѣ мѣста. Онъ избороздилъ всю Россію вдоль и поперекъ, все какъ будто что-то отыскивая, съ жгучею жаждой сѣсть на облюбованномъ мѣстѣ, но проходила недѣля, мною мѣсяцъ — и онъ плелся дальше. У него не было дѣла. Какъ это ни странно сказать про крестьянина, который вообще привыкъ вѣчно быть занятымъ, озабоченнымъ, погруженнымъ въ работу, но относительно Горѣлова это была страшная правда. Онъ не могъ болѣе видѣть въ «полоумныхъ пустякахъ» дѣла, потому что питалъ къ нимъ непреодолимое отвращеніе. Видъ пустяшныхъ жителей омерзѣлъ для него послѣ гибели его семьи. Но мало того: не имѣя никакого дѣла, надъ которымъ работала бы и отдыхала его душа, онъ остался безъ опредѣленнаго занятія, шатался туда и сюда, мотая свою жизнь изо дня въ день и нигдѣ ни съ какимъ занятіемъ не находя себѣ покою. Преобладающимъ чувствомъ была тоска, которую онъ разносилъ по необъятному пространству Руси…

Бывали случаи и минуты въ жизни Горѣлова, когда въ немъ вдругъ поднимались невѣдомыя силы, являлась жгучая жажда въ пользу православнаго народа, когда онъ чувствовалъ, что способенъ совершить ради своей нуждающейся деревни, въ пользу родного міра какое-то большое дѣло; тогда ему казалось, что тоска его пропадала, а въ измученной душѣ его совершается переворотъ. И онъ уже видитъ себя на площади, передъ громаднымъ сходомъ, которому говоритъ божескую правду, позоритъ полоумную, одурѣлую жизнь. И народъ слушаетъ, пораженный до глубины сердца. Но вдругъ его что-то ударяло, словно дубиной по головъ, рѣчь его моментально обрывалась, а въ сердцѣ снова водворялось отчаяніе. Егора Ѳедорыча поражала вдругъ мысль, что онъ собственно ничего нужнаго не говоритъ, да и не въ силахъ ничего сказать, потому что ничего не знаетъ. Эта мысль клала его въ лоскъ. Послѣ такого момента онъ опускался и дряхлѣлъ на двадцать лѣтъ.

Иногда, смущенный, что все больше и больше растрачиваетъ свою жизнь, онъ собирался совсѣмъ уйти вонъ, дальше отъ старыхъ мѣстъ, куда-нибудь въ невѣдомую глушь. Приволье глубоко волновало его. Его манилъ дремучій лѣсъ, непроходимыя и нетоптанныя человѣческою ногой земли; широкія, бездонныя рѣки. Тамъ, среди могучей природы, на лонѣ матери-земли, во мракѣ дремучаго бора, онъ жаждалъ отдохнуть. Тамъ онъ примется работать: застонутъ сосны подъ его топоромъ, побѣжитъ дикій звѣрь и почернѣетъ земля отъ его плуга, а въ этой борьбѣ онъ найдетъ свою потерянную радость, свой покой. Раздумывая надъ этими мыслями, Егоръ Ѳедорычъ чувствовалъ, что онъ поднимается духомъ, что сердце его замираетъ отъ надежды… Но проходила недѣля, проходилъ мѣсяцъ, и Егоръ Ѳедорычъ, кругомъ опутанный пустяшною жизнью, окруженный пустяшными людьми, забывалъ обо всемъ. Самъ не замѣчая того, онъ слишкомъ крѣпко приросъ съ ненавистной жизни, чтобы какая-нибудь сила могла оторвать его.