— Браво! — воскликнул Юлиан.
— Так ты одеваешься или нет?
Юлиан покачал головой:
— Дай мне пострадать за твои грехи. Я с радостью прочитаю о каждой из этих женщин в твоей новой книге. Не разочаруй меня! А сейчас — извини, конечно, — я боюсь, что меня стошнит.
Рышарда вывело из себя то, что Юлиан не принял его предложения освободиться от наивной жалости к себе и нездоровой бездеятельности. И как странно, что он предложил это — ведь Рышард хотел избавиться от общества Юлиана на все время поездки! Но не менее заметным, чем перемена внутреннего климата, было приближение океанского шквала.
Покорно убрав за Юлианом, Рышард вышел из каюты навстречу солнцу и ветру, чтобы вновь занять положение насмешливого наблюдателя. Подобно большинству умных писателей, он издавна приучил себя раздваиваться. Один из живущих в нем людей был душевным, страстным и немного ребячливым для своих двадцати пяти лет, а другой, беспристрастный, равнодушный и склонный манипулировать окружающими, обладал намного более зрелым темпераментом. Первый всегда изумлялся собственному интеллекту — его поражало, приводило в трепет, когда слова, фразы, мысли и наблюдения приходили сами по себе и, словно птицы, слетали с уст. Второй же был обречен считать всех недалекими, и все, что он видел, бросало вызов его способностям наблюдателя и писателя, потому что все вокруг было слепо и глубоко погружено в себя (ведь «свет» — не писатель).
Первым был неуверенный в себе молодой поляк, стремившийся стать светским человеком. Второй же в глубине своей скрытной души всегда считал себя непохожим на остальных. Будучи одним из тех чрезвычайно умных людей, которые становятся писателями потому, что не могут найти лучшего применения своей наблюдательности, своему ощущению, что они отличаются от других, Рышард знал, что интеллект может также и помешать: как можно стать хорошим романистом, если считать всех нелепыми или жалкими? Чтобы стать великим писателем, необходимо верить в людей, что означает — постоянно приспосабливать их к своим ожиданиям. Рышард никогда бы не смог презирать женщину за то, что она менее умна, чем он, поскольку глупость в избытке встречалась у всех его знакомых, включая Марыну (ее интеллект он находил «милым»). И, несмотря на то что он говорил Юлиану, Рышард был бы поистине оскорблен, если бы все оставшиеся в Польше не считали его влюбленным в нее. И тот, второй, кто видит людей насквозь, писатель, давал свое пылкое согласие на томление молодого человека по знаменитой актрисе, которое вызывало насмешки. Он полагал, что унижение любовью — вполне прилично и даже полезно.
