— Печально слышать, что у вас с Вандой разлад в семье.
— Разлад! — завопил Юлиан. — Знаешь, о чем я мечтаю все эти дни, когда сижу один в каюте и меня выворачивает наизнанку? Я тебе расскажу. Мы доберемся до Америки, отыщем место для нашего фаланстера, а потом, до того как приедут все остальные во главе с Марыной, я исчезну! Никто не узнает, куда я пропал. Впрочем, у меня не хватит на это мужества. Нового Света мне не видать.
— Ты совсем не любишь ее?
— Разве я похож на человека, который способен любить такую дуру?
— Но перед тем, как вы поженились, ты же имел хоть отдаленное представление…
— Да что я знал тогда о женщинах? Она была молода, а я нуждался в товарище. Я думал, что сумею развить ее и она будет меня почитать. Но она просто боится меня. А я не в силах скрыть раздражение. Свое разочарование. — Он тяжело вздохнул. — Ты даже не представляешь, как я тебе завидую! Ты, слава богу, не женат и можешь с чистой совестью ходить к шлюхам, ухаживая тем временем за идеальной женщиной, которой никогда не добьешься…
— Юлиан!
— Я не должен говорить о твоих планах касательно Марыны? Но о них знают все.
— Даже Богдан?
— Уж он-то в первую очередь! Ведь он не так глуп, как моя Ванда.
— И все считают, что я смешон.
— Скажем так… еще зелен.
— Я добьюсь ее! Вот увидишь. У них тоже несчастливый брак. Я мог бы сделать ее намного счастливее.
— И каким же образом?
Рышард чуть не сказал Юлиану, что интуиция подсказывает ему: такой человек, как Богдан, не может сделать женщину счастливой в сексуальном отношении.
— Я буду писать для нее пьесы, — пролепетал он.
— Молодо-зелено! — воскликнул Юлиан.
Внезапно Рышарду пришло в голову, что на самом деле Юлиан не заболел, а просто пал духом, но пытается это скрывать.
— Одевайся, и пойдем на палубу, — сказал Рышард. — Поверь, тебе сразу станет лучше.
— Что, флиртовать с девицами? Ты поделишься со мной своими победами?
— Своими победами! — рассмеялся Рышард. — Кто тебе больше по вкусу? Англичанка с лорнетом и томиком «Истории белого рабства» в ридикюле? Испанская танцовщица с кастаньетами? Французская вдова, напевающая «Пойдем со мной, лубовь м-моя» маленькой белой собачонке, с которой гуляет по палубе? Римская графиня, увешанная поддельными украшениями, которая надеется вернуть богатства своего древнего рода, охмурив состоятельного американского женишка? Дама из Варшавы, — да-да, из Варшавы, мы не единственные поляки в первом классе, — которая твердит всем и всюду, что бежит в Америку от московского ига, или ее сестра, которая так соскучилась по родине (правда, она напоминает мне Ванду), что охотно покажет тебе маленький шелковый мешочек с польской землей, который хранит между грудями? Немка, несчастная в браке, которая признается, что ее никогда не привлек бы мужчина, не разделяющий ее восхищения Вагнером? Американка, — Юлиан, ты не поверишь, какие они забавные! — которая предлагает задаром прокатиться по железной дороге папочки? Или, может, болезненная ирландка, она путешествует со своим дядей в третьем классе… — Он рассмеялся над собственным остроумием и находчивостью: конечно, если люди хотят рассмешить, то они обычно не смеются, так почему же он не мог остановиться и хохотал, хохотал до слез? Но вскоре перестал, перевел дух и заявил: — Выбирай любую.
